Корона последней принцессы
Шрифт:
– Гражданин Любомирович, мы можем гарантировать жизнь вам и вашим близким только в том случае, если вы немедленно подпишете отречение, – заявил другой офицер, державший в руках «маузер». – Ну, живее!
Георгий ответил:
– Я и так собирался отречься, чтобы освободить трон для моего сына Феликса!
Сквозь толпу протиснулся невысокий человечек в черной шинели с красной ленточкой в петлице. В нем Василиса узнала одного из папиных министров, которого не так давно отправили в отставку. Раньше тот был рьяным монархистом и постоянно вертелся около старца Никодима, теперь
– Гражданин король, – заговорил человек картаво, – вы и ваша клика долго морочили нам, простому народу, голову. С нас хватит!
– Господин граф, – холодно произнес Феликс, – мне кажется, вы никогда не причисляли себя к простому люду, а кичились своим дворянским происхождением. Вы ведь сами до недавнего времени были представителем этой, как вы говорите, клики…
Граф, который теперь заделался революционером, выхватил у офицера «маузер» и выстрелил в Феликса. Все ахнули. Принц пошатнулся, и на плече у него стало расплываться кровавое пятно.
– Так будет с каждым, кто посмеет противиться воле народа! – запальчиво выкрикнул бывший граф. – Время монархии прошло! Где манифест о восшествии на престол этого хлюпика?
Ему подали пергамент, и граф попытался его разорвать. А когда у него не вышло, бросил на пол и начал яростно топтать ногами.
– Подписывайте отречение! Иначе я снова выстрелю, но теперь уж не промахнусь! Вы же знаете, гражданин король, что я превосходный дуэлянт!
Георгий трясущимися руками нацарапал карандашом свое имя под отречением. Один из офицеров выхватил документ, помахал им над головой, и толпа одобрительно завопила. Граф указал на бывшего монарха:
– Возьмите его и детишек под стражу! И не забудьте о стерве-королеве! А теперь, товарищи, начинается новая эра!
Экс-короля заперли в подвале, где продержали три дня. Хорошо, запасов еды там было предостаточно, так что голодать не пришлось. Георгий быстро напился и уснул. Старшие братья обсуждали планы побега и организации мятежа. Василиса же находилась около королевы Марии, которая, сидя на перевернутой вверх дном корзинке, смотрела в стену и бормотала:
– Вот и прошли три месяца… День в день… Мы все умрем, все умрем…
Когда о Любомировичах наконец вспомнили и выпустили королевское семейство из подвала, на дворе стояли новые времена. Власть перешла к так называемому Временному правительству, призванному управлять Герцословакией до выборов в парламент. Возглавлял правительство один из аристократов, некогда камергер, перешедший на сторону революции. Короля вместе с семьей отправили из столицы под охраной надежных людей в загородный замок. Новый революционный премьер обещал Георгию:
– Ваше бывшее королевское величество, вам не стоит ни о чем беспокоиться. Ни я, ни мои соратники не допустим установления в нашей стране коммунистического режима. Однако о возвращении к монархии, даже в конституционной ее форме, и речи быть не может. Люди на улицах жгут ваши портреты и чучела, изображающие королеву Марию. Никто не скорбит по поводу вашего отречения. Герцословакия станет нормальной европейской страной, и за пять-семь лет мы сделаем из нее Балканскую Швейцарию. Вашу неприкосновенность я гарантирую лично. Когда все успокоится, через месяц-другой, вас выпроводят из Герцословакии в Британию или в одну из Скандинавских стран, к вашим дальним родственникам.
Заточение в замке под Экарестом сплотило семейство. Даже королева Мария понемногу пришла в себя и занималась с дочерью и младшим сыном рукоделием и раскладыванием пасьянсов.
Георгий же, которому больше не давали спиртного, поправился (ссыльное семейство отлично кормили), налился румянцем, чувствовал себя отлично и первый раз в жизни прочел «Войну и мир» на французском языке.
Принцы строили планы спасения, а Феликс (его ранение оказалось легким) считал себя новым королем Герцословакии.
Василисе и королеве вместе с Михаилом позволяли выходить в парк подышать воздухом. По пятам за ними следовал гвардеец революции с винтовкой наперевес. Скоро Василиса подружилась с охранником – его звали Яковом, ему было девятнадцать, он был белобрыс и лопоух и происходил из семьи священника. Молодой человек с робостью относился к Любомировичам, титуловал их «ваше величество» или «ваше высочество», смущался, когда королева Мария просила у него разрешения еще немного погулять и задержаться в парке сверх положенного часа, и ужасно краснел, когда к нему обращалась Василиса.
Удивительно, но такая жизнь казалась девушке превосходной, и принцесса не могла сказать, что ей хотелось возвращения в столичный дворец с его утомительными и бессмысленными придворными ритуалами.
Тем временем в Экаресте произошли новые политические изменения. Главой Временного правительства теперь являлся тот самый граф, что стрелял в Феликса. Этот демагог рассчитывал стать президентом Герцословакии, выборы которого были назначены на весну следующего года. Он посетил Любомировичей и заявил:
– Ради вашей же безопасности вы будете отправлены на спецпоезде в дальнюю провинцию! Ведутся переговоры с европейскими державами, но пока никто не желает принимать вас у себя. А в столице вы больше никому не нужны!
– Он боится, что нас освободят монархисты, – прокомментировал Феликс после того, как балабол отбыл восвояси.
– Кстати, говорят, что договоренность с Англией пока не достигнута, потому что Временное правительство желает получить за нас колоссальный выкуп, – добавил Адриан. – Так называемые либералы хотят продать нас, словно на аукционе, и передать той стране, которая предложит больше.
Василисе нравилось гулять по парку под охраной Якова и смущать молодого революционера. Она плела венки из ромашек и надевала ему на голову. Яков натужно улыбался, краснел и неловко снимал их, однако не выбрасывал, а бережно совал в карман.
Перед отъездом в провинцию королевская семья две ночи подряд зашивала в корсеты платьев фамильные драгоценности – их передали Любомировичам преданные слуги (из Алмазного кабинета к тому времени уже исчезла большая часть сокровищ: постарались занявшие дворец повстанцы). Королева, которая начала выходить из апатии, снова становилась энергичной и властной дамой, пояснила: