Корона скифа (сборник)
Шрифт:
Епископ не выдержал, ноги и руки у него дрожали от нервного напряжения, но он встал и простер персты в сторону Романа Станиславовича:
— Прокляну с амвона! Губернатору пожалуюсь!
— Пошел вон, старый козел! Пахом, выпроводи его!
Безносый и гундосый великан пошел сзади епископа, легонько подталкивая его теплой широкой ладонью ниже спины:
— Ты уж иди, батюшко, не спорь, не серди, барина!
Это было особенно обидно. Да что они, сдурели все, не понимают, что такое — епископ? Ужо вернется Герман Густавович!..
На другой день, после обеда в трапезной монастыря, епископ отправился в Благовещенский собор, где он намеревался участвовать в службе. До собора — рукой подать, но ноги вдруг сделались ватными, стало муторно. Едва дошел. Он чувствовал слабость, дрожание во всех членах, сердце частило, не хватало воздуха. Ему вдруг пришло в голову, что если он влезет на колокольню, ему станет легче. Там воздух, простор.
Полез, считая ступени. Только бы суметь, выдержать. Ведь как легко взбегал он по ступеням в юные годы!
Вылез наверх. Глянул на город: башни, кресты, сады и крыши. Ленты рек и ручьев, озера. Сердце вдруг сжалось, дикая боль пронзила грудь и руку. Епископ закричал и упал на площадку колокольни бездыханный.
Через день после похорон епископа соколовского повар монастырской трапезной пошел набрать воды и утонул в колодце.
Город старых ран
После освобождения из каталажки Улаф Страленберг не стал нанимать извозчика, как ему советовал господин в гороховом костюме, но решил идти искать Лундстрема пешком. Только что пережитый ужас не убил в нем романтика, увлеченного наукой, считающего долгом вникать в вещи и явления.
Прекрасная погода, цветение, незнакомый город. Здесь жил его предок. Нужно изучить тут каждый камень, как можно больше узнать о быте, привычках томичей. Чем живут, как живут? Каковы их ремесла?
Конечно, впредь он будет очень осмотрителен.
Улаф внимательно рассматривал каждое встреченное дерево, брал в рот листы берез, тополей. Его заинтересовала речушка, струившаяся возле развалин и травянистое озеро. Что за развалины? Почему жители города не очистят уже заболоченное озеро?
Любопытство завело Улафа в густые заросли, и вдруг он ощутил, что нога, словно в клещи попала, обернулся и увидел телескопические глаза крокодила!
Улаф дернулся, вырвал из клещей ногу и помчался по кустам напролом. Штаны его были разорваны, нога кровоточила. Позади был слышен утробный рык.
Уткнувшись с размаху головой в живот некоего прохожего, причем голова звякнула, как при ударе о медный котел, Улаф воскликнул:
— Спасите!
Прохожий отстранил его с пути:
— Я вашей братии не помогаю. Крючок где-то зацепился за крючок и кровит! А я должен ему помогать? — с презрением сказал пожилой господин.
— Почему вы обзываете меня крючком? Меня кро-ко-ко-дил укусил, он гнался за мной! Я истекаю кровью, а вы…
Господин покачал головой:
— Я не помогаю крючкам…
— Я говорю правду! Развалины, речушка, озеро, и там… Зачем вы все время зовете меня крючком?
— Затем, что ты в гороховом костюме, такие костюмы носите вы, сыщики, и это смешно и глупо. Вот так страус прячет голову в землю и думает, что его не видно!
Улаф отчаянно замотал головой:
— Я не сыщик! Я шведский подданный! Меня посадили по приезде в ваш город в тюрьму, там бандиты меня всего обобрали. При выходе из тюрьмы мне дали этот костюм, у них нет костюмов иной расцветки!
— Значит, ты приезжий швед? А где ты выучился говорить по-русски?
— В Швеции! Я ученый. Я историк, ботаник и химик.
— Кто знает? Может, и не врешь? — оглядел его господин. — А крючков не люблю, хотя в молодости был сам прокурором, и когда приехал из Енисейска в Томск, сразу раскрыл несколько нераскрываемых дел. Лихой был! Ладно! Айда в мою келью. Крокодил ли, собака или кто тебя тяпнул, но кровь хлещет…
Зашли в приземистое темноватое строение, старик перебинтовал ногу Улафа, вместо порванных «гороховых» штанов дал свои запасные старые:
— Все меньше на филера будешь походить. Значит, говоришь, ты Улаф Страленберг из самого Стокгольма? А я Горохов Философ Александрович! Бывший здешний богатей в отставке. Но я надеюсь на лучшие дни, видно, сам Бог тебе меня подсунул.
Горохов снял сюртук, и Улаф увидел, что старик под сюртуком носит кирасу. Вот почему Улаф так больно ударился, там, на улице, головой о живот старика! Сумасшедший? Что за Дон Кишот такой?
Но старик пояснил:
— От кредиторов ношу, некоторые грозятся зарезать. А ты не спеши к своему Лундстрему. Он разорился, проигрался в карты и пьет горькую. Поживи у меня, я познакомлю тебя с городом, с людьми, которые возьмут тебя на службу.
Укусил тебя крокодил? Слышал я что-то такое про этого крокодила. Не верю! Это скорее — зубы империи!..
Дня три Улаф отлеживался в избе Горохова, слушая его рассказы о былом могуществе. Коптила, оплывшая восковыми слезами, свеча, в углу кухни висела залетевшая в разбитую форточку летучая мышь. Горохов кипятился, указывал в окно на свой бывший дворец:
— Верну! Все верну! Веришь, нет, господин Улаф, у меня там есть замурованная угловая комната, а в ней располагается саркофаг, точь-в-точь, как у египетского фараона. Завещание написал. Умру, забальзамируют, как фараона, и поместят в эту камеру… Я был богат и не жалел денег. Я сорил ими! Я был щедр. Уже за одно это Господь должен мне вернуть состояние.
Все меня бросили, супруга при одной из дочерей. Дочь на дальнем прииске за Красноярском, за управляющим-пьяницей живет, баронесса, едрит твою в печенку! А я пока не нужен никому. Но они еще вспомнят! Послушай, я тебе спою песню, это про меня песня. Горохов стал в картинную позу и запел:
Судьба играет человеком,
Она лукавая всегда,
То вознесет тебя над веком,
То бросит в пропасти стыда.
Улаф, в свою очередь, рассказывал о письме предка, которое позвало ученого в дальний путь. О зловредном купце Лошкареве, который обобрал Улафа на пароходе. Ах, если бы найти амулет да тот дом, где чертеж старинный, да потом найти клад! Это произвело бы переворот в научном мире! Имя Улафа стало бы известно во всех уголках земного шара, он смог бы заниматься наукой без помех!