Коронатор (Делатель королей) (другая редакция)
Шрифт:
– Что это значит, Ральф? – вскипела хозяйка гостиницы, словно забыв, что тот немой.
Анна вдруг поняла.
– Это значит, что Ральф не забыл старую поговорку: «Все переменится». Так, кажется, говорят лондонцы? Как ты думаешь, Дороти, останешься ли ты хозяйкой «Леопарда», если Делатель Королей вернется и узнает, как ты предала его дочь?
Хозяйка гостиницы ошеломленно застыла на месте, открыв рот. Анна же, воспользовавшись ее замешательством, продолжала:
– Для тебя ведь не тайна, что из Вестминстера только что приезжали за
Краем глаза она заметила, что Ральф, не спускавший глаз с хозяйки, согласно кивнул. На лице Дороти появилось растерянное выражение.
– Но ведь я не предавала тебя, – слабеющим голосом сказала она.
– Но этого мало!
От напряжения у Дороти задрожали поля ее накрахмаленного чепца.
– Хорошо, я помогу тебе. Но не требуй большего, чем я тебе предложу.
– Это зависит от того, что ты предложишь, – усмехнулась Анна.
– Что у тебя с ногой?
Анна приподняла юбку, и Дороти сокрушенно покачала головой.
– Я сделаю перевязку. Я дам тебе денег, а потом Ральф спрячет тебя в своей старой конуре.
– Как? В Уайтфрайерсе?
– Нет. Это вблизи Олдергейтских ворот. Тебя там никто не найдет, ты переночуешь, а завтра можешь отправляться на все четыре стороны.
Анна задумалась. От Олдергейтских ворот не так и сложно покинуть город, а там и добраться до Сент-Олбанса, где сейчас отец. Она взглянула на Дороти Одноглазую и кивнула, соглашаясь.
Спустя два часа, когда уже стояла глухая ночь, Анна с немым бесшумно покинули гостиницу «Леопард». На Анне было темное суконное платье и короткий плащ Ральфа. Дороти промыла и перевязала ее рану, наложила тугую повязку, и, принцесса была сыта, а в ее кошеле позвякивало несколько монет. Опираясь на руку Ральфа, она, прихрамывая, торопливо шагала, отмечая, что Лондон этой ночью вовсе не спокоен. То и дело в ночи слышался грохот солдатских сапог, раздавался лязг оружия, порой мимо проносились верховые. Анне и Ральфу не раз приходилось посторониться, уступая дорогу отрядам в полном вооружении. Даже завсегдатаи ночного Сити, воры и грабители, попрятались, решив, что сегодняшняя ночь не благоприятствует их ремеслу.
Анна была так утомлена, когда Ральф привел ее к жалкий деревянной лачуге у ворот, что даже не обратила внимания на убожество предоставленного ей убежища. Это был ветхий сарай с прогнившей крышей, между плохо пригнанными досками стен зияли щели. Здесь не было даже печки, зато лежала большая охапка свежей соломы. В конце концов, это все-таки было убежище, где никто не станет ее искать.
Переступив порог, Анна почти рухнула на солому, вдыхая ее сухой хлебный дух. Ральф замычал, показывая знаками, что ей следует задвинуть засов. Анна кивнула ему, улыбнулась и уже через минуту крепко спала.
Немой какое-то время постоял в дверях, прислушиваясь к ее ровному дыханию, потом пожал плечами и, поплотнее прикрыв дверь, удалился.
15
Страстная пятница
Анна проснулась от холода. Она лежала, сжавшись в клубок и зарывшись в солому. Было сыро, ноги ее окоченели. В приоткрытую дверь проникал серый предутренний сумрак, она слышала, как шуршит по крыше дождь, и видела в лужах у порога слабый отсвет нарождавшегося дня. Рядом зашуршала солома и кто-то коснулся ее плеча. Анна вскочила, как ужаленная. Возле нее сидел лысый безобразный карлик с круглыми совиными глазами и лицом идиота.
– Фея в соломе, – гнусаво продребезжал он, ухмыляясь до ушей.
У него была огромная, покрытая болячками голова, с оттопыренными ушами, скрюченные рахитом конечности были прикриты грязными лохмотьями. Анна отползла в сторону.
– Ты кто?
Карлик снова улыбнулся.
– Ты теплая. Ночь холодная, а с тобой тепло.
Анну замутило. Она вспомнила, что не заперла вчера дверь, и этот юродивый, очевидно, забрел сюда и провел возле нее всю ночь.
– Убирайся! – замахнулась она на него. – Ступай прочь, паршивец!
Улыбка исчезла с его совиного лица, глаза стали беспомощными. Прикрыв голову тощими руками, карлик захныкал.
– Чума на тебя! – рассердилась Анна и, распахнув дверь, вышла под косой моросящий дождь.
Несмотря на ранний час, город уже проснулся. Доносилось сопение мехов в соседней кузне, из дома напротив вышла женщина и выплеснула на мостовую ведро помоев, проехал толстый монах на пони, слышалось мычание коров и щелканье пастушьего бича.
Анна двинулась по узкой улочке, темной из-за нависающих крыш домов, стоявших так близко, что они почти соприкасались. Она направлялась к Олдергейтским воротам.
«Я выйду тотчас, как откроют Олдергейт. Буду идти весь день. Может быть, повезет и кто-нибудь согласится меня подвезти. Так или иначе я должна добраться до передовых постов войск Алой Розы».
Однако у Олдергейтских ворот ее ждало разочарование.
Огромные, расположенные между двумя сторожевыми башнями, они были преграждены тремя рядами стражников, которые досматривали всех выходящих из города. Тех, кто не имел пропусков, без лишних слов гнали обратно, несмотря на ругань и проклятия людей.
Проникнуть в город было легче. Анна видела, как стражники, расступившись, пропустили шествие паломников, с пением, хоругвями и с зажженными свечами медленно входившее в столицу. Следом переваливалась крытая повозка. Восседавшая на козлах толстая рыжая маркитантка лихо правила двумя крепкими мулами. На ее голове красовалась красная мужская шляпа, а рядом качался худой, болезненного вида подросток, кутаясь в грубый шерстяной плащ. Анна видела, как солдаты с воодушевлением приветствовали маркитантку. Расхохотавшись в ответ, та остановила свою повозку в арке ворот, во всеуслышание осведомляясь, из-за чего поднялась такая кутерьма.