Коронованный лев
Шрифт:
— Черт… — прошептал я с досадой и прикусил губу, боль в разбитых ребрах мешала дышать, а двигаться мешали уже не трупы, двое недобро ухмылявшихся здоровяков крепко держали меня за руки, третий стоял рядом, разглядывая меня сверху.
— Что, Дышло? Вот этот щенок и увел знамя у нас из-под носа? — прищелкнув насмешливо языком, спросил он с заметным акцентом.
— Тот самый, — усмехнулся, должно быть, названный Дышлом, уже без акцента.
— Teufel! — жестко выплюнул стоявший сквозь зубы и со всей злостью пнул меня в помятую кирасу.
«Самое время умереть», — подумал я, но оказалось, что ошибся. Через некоторое время мучительное удушье немного отпустило,
— Думал умереть героем? — обманчиво дружелюбно полюбопытствовал рейтар, присев рядом на корточки. — А вот мы сейчас зарежшем тебя как собаку, а твою голову потом похороним в выгребной яме, да и зарежшем, знаешь, не быстро, успеешь наскулиться. Ты еще не знаешь, к кому в зубы попал.
— К кому? — огрызнулся я презрительно. — К сброду, которого как грязи?..
В холодно голубых, странноватых глазах немца что-то мелькнуло. Никто не сказал ни слова, хотя я слышал, как у парня слева от злости сперло дыхание, но видно, пока говорил немец, остальные молчали и только повиновались. Немец мгновение сидел неподвижно, а потом с размаху резко ударил меня в висок рукой в латной перчатке.
— Не шмей так ш нами разгофаривать, — сказал он почти ласково и будто бы спокойно, но его акцент усилился, не думаю, что у меня всего лишь зазвенело в ушах. — Барчшук, значшит, только чшто в короли не метил, — он зловеще усмехнулся, — тем лучше, чшто кровь у тебя красная, ты ужше знаешь, а что кишки тонкие?
Я тряхнул головой, чуть не оторвавшейся от удара и сердито посмотрел на него. До чего же и впрямь странные, совершенно прозрачные глаза. Немец со слабой улыбкой медленно сжимал и разжимал пальцы в металлических пластинках. Чепуха, моей крови на них быть еще не могло, хотя я почувствовал, что что-то влажное потекло по скуле, кроме горячей пульсирующей волны.
Немец заговорил еще тише и доверительней:
— Я тебя выпотрошу, как молочного поросенка, не все жше крестьян резать, а уж когда дамочек режшешь… — его глаза подернулись мечтательной дымкой, — особенно тяжшелых… — его пальцы широко растопырились, а потом будто конвульсивно сомкнулись, — давить в пальцах еще тфёплых жшивых младенцевф…
— Ах ты, свинья!.. — яростно крикнул я, выйдя из невольного мгновенного завороженного оцепенения и резко рванувшись, от неожиданности меня едва удержали, но все-таки удержали… Если бы это было пустым бахвальством… Но этот ублюдок не лгал — в ближайшей разоренной деревне я видел именно то, о чем он говорил — у всех моих друзей волосы от такого стояли дыбом, «если бы я увидел того, кто на такое способен, то задушил бы его голыми руками! — говорил Пуаре. — А лучше, сделал бы с ним то же самое!» Я был с ним совершенно согласен. К сожаленью, мне не хватило ни сил ни дыхания на настоящее буйство, скоро я выдохся. Ничего не изменилось. Но да уж… теперь я знал, к кому в зубы попал. Чертовы ублюдки… И я снова горячо пожалел о том, что сражение проиграно. «А сволочи остаются всегда, — всплыло в голове как рефрен, — они просто бессмертны!»
— Ты вфидел! — искренне, почти взахлеб рассмеялся этот ублюдок, и его подельники тоже довольно заржали. — А я ужш думал, тебе совфсем плевать на простых людтей!.. Ну, что ш, пора к делу, пока никто не мешает…
Он кивнул, подмигнул своим подпевалам, и поднялся, подобрав с земли длинный спадон с еще не вычищенным лезвием, на который я посмотрел сперва недоуменно — им, что ли? И понял, что им — у некоторых жертв ведь были отрублены конечности. К дьяволу… ощущая все еще что-то похожее на недоумение, гораздо более сильное, чем страх — не может же все это происходить со мной на самом деле!.. — я принялся вырываться. Но сопротивление не привело ни к чему, кроме гнусного смеха и издевательских предложений позвать на помощь. Нельзя сказать, чтобы я об этом всерьез не подумывал, в конце концов, враги тоже бывают разные. Но из-за какого-то проклятого упрямства я сдержался, да и сильно подозревал, что на самом деле позвать никого не удастся. Негодяи быстро перерезали ремешки, удерживающие мою покореженную вдавленную кирасу, что мне чертовски не понравилось, хоть она и душила меня железной хваткой, в ней я все же чувствовал себя защищеннее.
— Что ж, не очень-то и хотелось… — проговорил я, беря себя в руки, прекратив бессмысленные попытки освободиться. По крайней мере, дышалось мне теперь — пока — легче, и если я еще могу говорить… Я вдохнул поглубже, заставляя себя успокоиться, забыть о боли в груди — это ведь ненадолго, и надеясь, что дрожь от напряжения и ярости сойдет всего лишь за напряжение, а может быть, тоже уляжется. Мне нужно лишь немного вдохновения… Такие мерзавцы всегда суеверны, когда речь заходит о них самих. Рассказывать сказки я умею, если захочу. Я еще заставлю их видеть кошмары и бояться собственной тени, чем бы все для меня ни кончилось… — Посмотрим, что вы скажете, при нашей следующей встрече. Очень скоро!
— Э… Гамельнец… — настороженно позвал Дышло, отчего-то забеспокоившись. Значит, мой голос действительно прозвучал спокойно, а то и весело.
— Что? — Гамельнец прищурился, проведя лениво острием спадона по моему колету, едва его надрезав и внимательно глядя мне при этом в глаза. Я тоже не сводил с него глаз и презрительно улыбался.
— Ну же, вперед! — поощрил я. — Должен же я вернуться назад!
Гамельнец замер на неуловимое мгновение, затем чуть усмехнулся.
— Да. Безумие, это бывает!
— Как и послания, — сказал я, посмотрев на него с кривой усмешкой, вприщур, а затем поймал на мгновение взгляд каждого, давая понять, будто знаю о них все. — От Сатаны.
Справа от меня раздался сдавленный вздох. Хватка ослабла. Я этим не воспользовался. Еще не время портить впечатление. Дрожь и впрямь исчезла, начисто, мне сейчас было все равно, я вел свою игру, и она мне нравилась — нравился испуг в их глазах, оттого что они не видели его в моих. Как много значат для людей всего лишь интонации и то, что ты ведешь себя не так, как они ожидают.
— Я здесь лишь затем, чтобы сказать тебе это, — глаза Гамельнца, оставаясь все такими же безразлично-прозрачными, тревожно, будто украдкой, метнулись вокруг — я знал, что он видел — гору трупов, из которой они по чистой случайности вытащили почему-то еще живого человека. — Ты все делаешь верно. Все делаешь для него, и он тебе благодарен. Он стоит за твоей спиной, — Гамельнец невольно дернулся, будто с усилием подавил желание обернуться, а я подавил желание рассмеяться, другие уже вовсю нервно крутили головами, — и улыбается тебе! Он очень ждет тебя, чтобы ты развлекал его до конца вечности. Он готовит для тебя что-то особенное… — В таких вещах никто не может быть до конца уверен в том, что ты просто лжешь. Даже для меня самого это слишком походило на правду. — Что бы ты теперь ни делал, ты принадлежишь ему. Он любит тебя и скоро придет за тобой, за всеми вами. И я тоже еще вернусь, чтобы забрать вас к нему. Мы еще встретимся! — пообещал я. И в это мгновение я сам в это верил. Я бы вернулся за ними откуда угодно, чтобы утащить их в ад.