Короны Ниаксии. Змейка и крылья ночи. Книга первая из дилогии о ночерожденных
Шрифт:
И так будет до Кеджари – турнира, который может все изменить.
До тех пор, пока я не выиграю и не обрету свободу.
Или проиграю и обрету проклятие.
Винсент прикрыл глаза, и мы не сговариваясь решили не произносить подобные мысли вслух.
Он оглядел меня с ног до головы, словно впервые заметив, как я выгляжу.
– Ты вся мокрая.
– Я принимала ванну.
– До тренировки?!
– Мне нужно было расслабиться.
В общем, это даже было правдой. Просто я решила искупаться совсем по-другому, вместо того чтобы лечь отмокать в пахнущую лавандой воду.
Но
Его жест. Самый характерный. Что-то его гложет. Может, это из-за меня и предстоящих испытаний, а может…
Я не удержалась и тихо спросила:
– Что случилось? Неприятности с ришанами?
Он не ответил.
У меня все внутри опустилось.
– Или с Домом Крови?
Может, и то и другое?
У Винсента дернулась жилка на шее. Он покачал головой, но даже того незаметного движения хватило, чтобы подтвердить мои подозрения.
Я хотела расспросить побольше, но рука Винсента упала на бедро, и я поняла, что у него с собой рапира.
– Наша работа важнее, чем все эти скучные дела. Враги всегда будут, о них всегда придется думать, но у тебя осталась только сегодняшняя ночь. Идем.
Винсент был таким же наставником, каким и правителем: беспощадным, дотошным и основательным. Я к этому уже привыкла, но сегодня все шло с таким накалом, что застало меня врасплох. Он не оставлял мне времени подумать или замедлиться между ударами. Пользовался всем: оружием, крыльями, всей своей силой – даже магией, которую на наших тренировках применял редко. Как будто пытался показать мне, как выглядело бы, если бы король ночерожденных вампиров захотел меня убить.
Впрочем, Винсент со мной никогда не сдерживался. Еще когда я была ребенком, он не давал мне забыть, что смерть где-то рядом. Стоило мне замешкаться, и его рука оказывалась у моего горла – два пальца кончиками касались кожи, имитируя клыки.
– Ты мертва, – говорил он. – Давай еще раз.
Сейчас я не подпустила его пальцы к своей шее. Мышцы ныли, не успев отдохнуть от предыдущей схватки, но я уклонялась от выпадов, выскальзывала из любого захвата, каждый удар парировала своим. И наконец, после бессчетного количества изнурительных минут, прижала его к стене и приставила к груди палец – вместо кончика клинка.
– Теперь ты мертв, – тяжело дыша, сказала я.
И благодарение Матери, а то больше ни секунды этой схватки я бы не выдержала.
Лишь на мгновение уголок его рта удовлетворенно приподнялся.
– Я могу применить Астерис.
Астерис – одна из самых мощных магических способностей ночерожденных вампиров, и самая редкая. Говорят, чистую энергию в этих случаях получают прямо от звезд. Она проявляется в виде ослепляющего черного света и, будучи вызванной в полную силу, может мгновенно убить. Мастерство Винсента в применении этого навыка было непревзойденным. Однажды на моих глазах он с помощью Астериса сровнял с землей целое здание, полное ришанских бунтовщиков.
Многие годы Винсент пытался научить меня обращаться с магией. У меня получилось высечь несколько искорок. Жалкое зрелище, если сравнить со смертоносным искусством вампира, владеющего магией, –
На мгновение от одной этой мысли – новое напоминание о том, что я во всех отношениях слабее воинов, с которыми мне предстоит сражаться, – в голове стало дурно. Но с этой неуверенностью я совладала быстро.
– Астерис не пригодится, если я тебя уже убила.
– И по скорости справишься? Тебе всегда трудно добраться до сердца.
«Дави сильно, чтобы пробить грудину».
Я отогнала не ко времени подступившие воспоминания.
– Уже нет.
Я так и стояла, прижав к его груди палец. Никогда не могла быть уверена, что наша тренировка завершилась, поэтому не расслаблялась, пока не было объявлено окончание поединка. Винсент находился на расстоянии нескольких дюймов – нескольких дюймов от моего горла. Ни одного вампира я не подпускала так близко. Запах моей крови сводил их с ума. Даже если вампир искренне хочет сопротивляться ему – а хотели они редко, – контролировать себя им удавалось не всегда.
Винсент вдолбил мне в голову эти уроки. Не доверяй. Не сдавайся. Защищай сердце.
Если я забывала их, приходилось дорого за это платить.
Но не с ним. С ним – никогда. Он бессчетное количество раз бинтовал мои кровоточащие раны, не выказывая даже намека на искушение. Охранял меня, когда я спала. Выхаживал, когда болела.
От этого становилось легче. Я всю жизнь провела в страхе, вечно осознавая свою слабость и ущербность, но у меня была одна тихая, безопасная гавань.
Винсент вгляделся в мое лицо:
– Ну ладно, – и оттолкнул мою руку.
Я отошла к краю ринга, морщась и потирая рану. На кровь он едва взглянул.
– Орайя, осторожнее с этим, когда ты здесь, – сказал он. – Я о кровотечении.
На моем лице появилась гримаса. Богиня, он и впрямь страшно за меня волнуется. Иначе зачем говорить прописные истины?
– Я знаю.
– Особенно сейчас.
– Да знаю я.
Я глотнула воды из фляжки, повернувшись к нему спиной и разглядывая фрески на стене – прекрасные и пугающие картины, изображающие вампиров с острыми как бритва зубами. Вампиры бултыхались в море крови под серебряными звездами. Рисунок проходил по всему залу. Этот личный учебный ринг предназначался только для Винсента и его воинов высшего ранга и был разукрашен до тошноты вычурнее, чем подобает месту, отведенному для плевков, крови и пота. Пол покрывал мягкий песок с дюн, цвета слоновой кости, который меняли раз в неделю. Круглые стены без окон были опоясаны фреской – единой панорамой, демонстрирующей смерть и порабощение.
Изображенные на картине фигуры представляли вампиров-хиажей, с кожистыми, как у летучих мышей, крыльями, от бледно-молочного до пепельно-черного оттенков. Двести лет назад на этих крыльях были бы пририсованы перья, как у ришан, соперников клана ночерожденных, вечно сражающихся с ними за трон Дома Ночи. С тех пор как более двух тысяч лет назад богиня Ниаксия сотворила вампиров – некоторые утверждали, что и до того, – два племени вели постоянную войну. И с каждой новой сменой курса, с каждой новой генеалогической линией на троне фреска менялась: перья пририсовывали и стирали, пририсовывали и стирали – десятки раз за тысячи лет.