Коротко лето в горах
Шрифт:
— Ровно держи, Галочка, — строго сказал Дорджа и передразнил Летягина: — «Работать, работать!»
— От ра-бо-ты ко-ни дох-нут!..
Это Галочкин детский бунт, она бросилась, как в воду, в высокую траву. Дорджа деликатно присел у ее ног. Она недвижно лежала, раскинув руки.
— Как ты сказала? Не понял.
Галя не ответила. Всю первую неделю она так и жила — вниз головой, как в линзе теодолита. Она твердо знала, что этот Егорыч ее невзлюбил: за то ли, что Калинушкина она звала дядей Рикой, или за то, что по вечерам гоняла по двору
— Так и знала, что проскучаю все лето, — сказала она. — Разве это люди? Хамят и даже не замечают… — Она перевернулась на спину. Ей уже надоело быть грустной. — Хоть бы влюбился кто, цветы поднес…
— В тебя Бимбиреков сразу влюбился, — с каменной улыбкой, скрывающей ревность, сказал Дорджа.
— Да, Бимбирек. Неужели он будет начальником, когда снимут Летягина?
Дорджа искоса поглядел на Галю.
— Я приехал на практику. Меня интересует работа, — сказал он.
Галя села перед ним на корточки и нежно потрепала его жесткие волосы.
— Тебе хорошо. Знаешь, чего хочешь…
Так на корточках они посидели друг против дружки, почти стукаясь лбами. Сперва очень серьезные, грустные даже, потом рассмеялись, как бы оценив со стороны свою неестественную позу. Галя вскочила и побежала к заплечному мешку, брошенному в сторонке. Там — транзистор. Она включила. И зазвучала сипловатая джазовая мелодия среди высокой, почти в рост человека, травы. Галя начала приплясывать твист, рукой подозвала Дорджу. Он неохотно подошел.
— Я же не умею.
— Научу! Стилем пойдешь, стилем!.. Вот так, вот так…
Они принялись танцевать вместе. Галя — отлично, Дорджа — неуклюже. Но все быстрее, быстрее…
У Гали сделалось совсем счастливое лицо. И все кружилось перед ней:
горы, небо, горы, небо…И наконец непроницаемое лицо Дорджи озарилось улыбкой.
Летягин и Бимбиреков услышали издали странные звуки — даже не понять сразу: джаз?
Вдали, на цветущем лугу, среди гор, плясали практиканты. И все это выглядело чудовищно несообразно.
— Что я говорил… — усмехнулся Бимбиреков.
Летягин направился к танцующим, оставляя за собой примятый след в траве.
Вдали, в высокой траве, мелькнула касторовая шляпа Афони. Афоня, за ним — мальчик-заморыш собирали цветы.
— Посмотри-ка, Галочка! Ты хотела цветов! Несут… — сказал Дорджа.
И верно, Афоня с ворохом цветов появился прямо перед ней.
— Спасибо, дядя, хоть вы догадались, — нисколько не удивившись, сказала Галочка.
— То не букет, девица. То — медоносные травы… Место для пасеки подыскал… — сразу понял ее Афоня и, разбирая цветы, принялся приговаривать: — Лабазник — белая травка. Марьин корень — тайгу украшает. Кипрей — в порунные ночи цветет, когда воспарение… Дягиль — главный взяток для пчелок. Даленько летать не положено. Ей полет назначен всего три километра, а горы-то вокруг облысели. И лето коротко в горах, все сразу цветет. Господь сроку не отпускает…
— И тут спешка! — удивилась Галочка.
— А как же: иней, изморозь, туман. Пчела не поспеват…
— Что пчела: люди и те не поспеват, — передразнила Галя.
— А вы что ищете? — спросил Афоня.
— Счастье ищем.
— Счастье все ищут. Только где дорога к нему…
— А мы как раз дорогу и ищем, — вмешался Дорджа.
— Далась вам эта дорога… Божий край расковыряли, пыль столбом, камень рвут аммоналом. — Он показал на свои траченные молью меховые ноговицы. — Верно сказано в божественных книгах: моль шкуру тратит, а человек — землю… Топайте отсюда, пока не поздно. И других за собой зовите! А то засвищут ветры в октябре — не то что палатки, а и вагоны под откос потащат…
Он вдруг втянул голову и побежал в траву, и тут же скрылась из глаз его касторовая шляпа. Летягин кричал ему вслед:
— Ты у меня найдешь дорогу! Чтоб твоего духу здесь не было! Ханжа-богомолец…
— Скушно, Егорыч! Скушно! — издали донесся голос Афони. — Господа бога взыскую! Стучусь в дверь бессмертную…
Не было видно Афони, только след от него, где бежал — травы ложились вправо и влево.
— И вы тоже… — Летягин взял записи у Дорджи, просмотрев, небрежно вернул. — Ну и ну… Не вижу работы. Практику вам лучше отбывать у Калинушкина.
Он ушел. Галя осталась стоять, как провинившаяся школьница. Наконец, с трудом возвращая себе чувство достоинства, выключила транзистор и сказала:
— Чего это он? И потанцевать нельзя… А ну его к черту!
Подумаешь — «ну и ну»! Когда отец говорил «ну и ну», это означало только его нежелание препираться из-за какой-нибудь ерунды. Когда «ну и ну» пела Наташка Чижова, в этом слышалась детская зависть перед ее, Галкиной, свободой. А что означает «ну и ну» у этого неудачника? Кто он такой, чтоб говорить ей «ну и ну»!
14
Стряпуха грузила в арбу пустые бидоны. Сильный ветер, непогода. Двор базы пуст. Только Галя, нахохлившись, стояла мрачная, иззябшая. Возле нее топтался Дорджа.
Бимбиреков подошел с ватником, накинул на плечи Гале и слегка прижал ее к себе.
— Замерзла, девочка?
Она высвободилась из его объятий, что-то злобно прорычала.
— Не понравилось у нас? — спросил Бимбиреков.
Стряпуха уселась в арбу и крикнула Гале:
— Садись, что ли? Поехали.