Короткое замыкание

Скотт Робин

На панели загорелись слова:

СООБЩИТЬ ЖЕЛАНИЕ 1

Хейери Первый замотал головой так, словно хотел ура-зуметь происходящее.

– Старик, - обратился он к Махасу, - я ничего не мо-гу понять,

– М-да, - сказал Махас.
– Надо будет поговорить с Эрни насчет того барахла, которое он нам всучил.

Вдруг он в возбуждении буквально пустился в пляс.

– Кретин! Так это же, как в кино! Как у Рекс Ингрема, Турхан-бея или, черт возьми, в корнелевском "Оскаре Уайльде"!

Хейери Первый продолжал вопросительно смотреть на Махаса. Он привык обращаться за разъяснениями к этому маленькому человечку.

– Что это значит, Махас? Ты тут что-нибудь куме-каешь?

– Верняк! Все очень просто, Как в кинофильме. Ты поймал золотую рыбку. Ну ту, которая исполняет три лю-бых твоих желания.

– А-а...

– Ну давай, старик, скажи ей свое желание!

Все еще смущенный, Хейери Первый снова замотал го-ловой. Но он уважал в Махасе уменье схватывать на лету то, что находилось вне сферы деятельности Хейери, поэто-му решительно повернулся к возвышающейся перед ним машине, чтобы сообщить свое первое желание.

Он уставился в зарешеченное отверстие и только рас-крыл было рот, как замер в нерешительности. Закрыл рот, снова открыл, опять закрыл и обернулся к Махасу.

– Слушай, а чего просить-то?

– Жратвы, старик! Проси хлеба, старик! Махас задыхался от возбуждения, досадуя на тугодумие своего напарника.

– Тоже мне, Бертран Лоуренс Фрамптон...- с презре-нием проговорил он вполголоса.

Хейери Первый повернулся назад к чудищу и кивнул головой в знак одобрения мудрого совета,

– Э-э, во-первых, хм... я хочу много хлеба, так что-бы...- Хейери! вдруг дико закричал Махас.
– Ты болван! Скажи ему, что ты имел в виду не то. Не хлеб! Деньги! Деньги, вот что! Тьфу, получай, несчастный...

– Я оговорился!
– закричал в свой черед Хейери Первый.
– Детка, хлеб не нужен, забери его...

Но видимо, было уже поздно; вокруг них прямо из пусто-ты начали материализоваться буханки хлеба: круглые дат-ские хлебцы, длинные темно-золотистые французские бул-ки, толстые ржаные немецкие батоны, приплюснутые квадратные американские кирпичи, низенькие английские чайные хлебцы, плоские грузинские лаваши, греческие лепешки, непонятные караваи со всех стран света, из всех эпох и времен. Все вокруг было завалено хлебом; воздух пропитался ароматом печеного хлеба и кислым запахом дрожжей; от мучных изделий, сыпавшихся дождем, стало темно. И под этим бесконечным хлебным ливнем на гру-ди чудища загорелось слово "желание", сопровождаемое цифрой "2".

Стоя по колено в хлебе, Махас беззвучно рыдал, тряся головой от безутешного горя.

Эх, старик, - причитал он.
– Раз в жизни выпала удача. Такое простое дело - попросить что-то у золотой рыбки, и то не сумел.

– Извини, Махас. Прости меня, пожалуйста. Как, по-твоему, не попробовать ли мне еще раз?

– Стой, стой!

Махас вытянул вперед руки, словно хотел наглухо за-крыть едва видимую щель между усами и бородой Хейери Первого.

– Не торопись, Хейери! Давай-ка лучше немного по-думаем.

– Ну, что ж, давай подумаем, - послушно ответил Хейери Первый.

– На этот раз я буду осторожен и попрошу денег. Де-нег, и только денег.

– Нет, нет. Посмотри на хлеб! Деньги-то разные бывают. Получишь бумажки каких-нибудь конфедератов. Фи... Откуда знать, что тебе дадут?..

Махас замолк и погрузился в раздумье. Хейери Первый терпеливо ждал, восхищаясь красотою стоящего перед ним чудища, его техническим изяществом и совершенством конструкции.

Несколько минут спустя Махаса озарило и он вновь обратился к своему напарнику:

– Я придумал. Проси алмазы. Они стоят страшно до-рого.

Хейери только повернулся, как вдруг Махас остановил его, подняв руку. На его лице было написано разочаро-вание.

– Нет, не годится. Слишком трудно будет продать. Полиция не даст покоя.

Он опять задумался и поскреб лысину. Затем с хитрым выражением лица выхватил из кармана помятую пятидол-ларовую купюру.

– Вот, - сказал он.
– Попроси у нее пару миллиончи-ков таких фитюлек, и тут же добавил: - Только ради бога, умоляю тебя, не назови их какими-нибудь пити-ми-тями.

Хейери Первый взял банкнот, согласно кивнул головой и обратился к чудищу со словами, исключительно точно подобранными:

– Второе желание. Я... я хочу два миллиона вот таких пятидолларовых купюр.

Махас слушал с улыбкой удовлетворения.

Чудище помигало лампочками на груди, и откуда-то из области паха вылез узенький ящик,

Голос проговорил:

– Если вы хотите получить дубликаты чего-либо, по-жалуйста, положите артифакт, который должен быть ско-пирован, на этот зайджипат.

Хейери приблизился к чудищу. Он был уже готов опу-стить купюру в ящик, как вдруг Махас опять закричал:

– Стой, Хейерп! Погоди! У них же у всех будет одина-ковый серийный номер. Как на фальшивых!

Хейери Первый замер в испуге. Он чуть было снова не дал маху. В мгновенье ока Махас одолел разделявшие их пятнадцать футов и сунул ему в руку кольцо держателя ключей, в которое был продет потертый серебряный дол-лар.

– Держи! Проси пару миллионов вот этих кругляков.

Хейерп взял держатель, проглотил слюну, бросил пуг-ливый взгляд на своего товарища и, закрыв глаза, уронил кольцо вместе с серебряным долларом, медным ключом и круглой пластинкой с нанесенным на ней номером лицен-зии (Небраска, 1948) прямо в зайджипат.

Что-то щелкнуло, словно затвор, и все вокруг посерело от дождем посыпавшегося металла. Хейери Первый прикрыл голову руками и спрятался среди батонов.

По мере того как груда металла у его ног поднималась все выше и выше, Махас, взвизгивая, словно одержимый, прыгал и плясал. Полетели куски хлеба, липкие и очень клейкие, а вокруг стоял грохот. Словно тысяча разменных автоматов извергала из себя монеты.

Шторм утих; Хейери Первый опустил руки и, открыв глаза, увидел светящуюся надпись на груди чудища: