Корпорация чесс. Международный детектив

Главный арбитр Чрезвычайного шахматного Чемпионата Артур Львович Сосницкий засыпал и просыпался под журчание и гул воды. Его могучая голова, увенчанная седой гривой, отклонялась то вправо, то влево, то вперёд, рискуя увлечь за собой все остальное тело, угнездившееся на вращающемся стуле без подлокотников. Уже третий час Артур Львович выслушивал звуки из туалетных кабинок главных претендентов на звание чемпионов, предоставленные ему в записи службой безопасности. Со времён знаменитого туалетного скандала в поединке Рамника с Топталовым отслеживание звукового ряда вменялось в обязанность главного судьи соревнований. «Азохен вей! Доигрались! Хорошо ещё, что этот дрек не приходится нюхать. Бойся пешки спереди, коня сзади, а

оргкомитет – со всех сторон», – переиначил Сосницкий еврейскую поговорку на шахматный лад, в очередной раз вздрогнув от мощного рёва смывного бачка. Он не по годам резво вскочил со стула и засеменил в туалет, уже в пятый раз за время прослушивания. В этом дурацком занятии был для Артура Львовича один плюс – мочегонный эффект. Без всяких там листьев брусники и кукурузных рыльцев, которые нужно долго заваривать, тем более что заваривать было некогда, да и негде.

Стоя у писсуара, он вглядывался в темноту Ногайской степи за окнами, размещёнными длинной амбразурой на уровне глаз. Эти окна были креативной находкой архитектора, и к ним водили всех представителей приёмной комиссии. Хотя разглядывать там было нечего, не только ночью, но даже днём – полупустынная равнина простиралась до самого горизонта. Положа руку на эксклюзивную кафельную плитку, изображавшую страницы из шахматного комикса, Сосницкий не мог не признать, что затея шахматного предводителя Сапсана Любоженова с возведением Дворца шахмат на деньги арабского Принца на границе трёх миров: христианского, исламского и буддийского – удалась.

Многоэтажная башня, за прообраз которой была взята шахматная ладья, в народе прозываемая турой, вымахала на безлюдной границе Ставропольского края, Дагестана и Калмыкии, служа и маяком, и ретрансляционной точкой, и источником рабочих мест, и прямо сказать, оплотом цивилизации. А ведь многие сомневались в осуществимости проекта: криминогенная обстановка, близость бандформирований и коренная тяга окружающего населения к умыканию стройматериалов в личное пользование создавали твёрдую платформу для признания проекта неосуществимым.

Но Принц приблизительно знал, как строить в пустыне, населённой бедуинами, и перенёс своё понимание на российские реалии. А российские чиновники, заинтересованные в иностранных инвестициях в депрессивные регионы, равно как и в поправке своего личного бюджета, дали зелёный свет и отряд спецназовцев в полное Принцево распоряжение. То есть, конечно, строительство контролировал не сам Принц, а кандидат в мужья его… надцатой, но любимой дочери, которому, как в старой сказке, было поставлено условие: построишь дворец – выйдет за тебя принцесса, а не построишь – домой не возвращайся. Какой именно по счёту была принцесса, никто не знал. В суровом саудовском мире рождение, равно как и смерть, особ женского пола не регистрируется, и рождение дочерей местное население не афиширует. Не предмет это для бахвальства. Другое дело – сын.

Кандидат в женихи обтянул периметр строительства колючей проволокой в десять рядов, подпитав её электричеством, и соорудил десять смотровых вышек. То есть, конечно, проволоку натягивал не сам кандидат, а подрядная строительная организация из Ставрополя. То есть, конечно, из Ставрополя приехал только смотрящий, а рабочих наняли на месте, в окрестных сёлах. В общем, местные жители своими руками сделали от себя заграждение и рассказали своим соседям о смертельной дозе электрического тока, курсирующего по проводам, об овчарках и спецназовцах, которые в их описаниях состязались со своими питомцами в проявлении свирепости.

Тем временем российские инженеры-строители были командированы в вотчину Принца, где они привязали проект знаменитого американского архитектора со скромной фамилией Смит к строгим российским ГОСТам. Конечно, Чессовня, как её окрестила народная молва, не могла конкурировать по высоте и масштабам со знаменитой Бурдж-Халифой в Дубай. Но в радиусе тысячи километров ничего подобного Чессовне даже близко не водилось.

И к часу «Ч» «Чессовня» гостеприимно распахнула свои двери. Правда, час «Ч» дважды переносился, но к третьему разу всё было готово. В зале соревнований участников ждали ряды шахматных досок с сине-серыми фигурами. Их перекрасили по требованию только что вступивших в Федерацию африканских стран, возмущённых шахматным расизмом. Под шахматным расизмом новоиспечённые африканские члены подразумевали первенство белых при разыгрывании партии.

Количество журналистов, понаехавших со всего мира, троекратно превышало количество шахматистов и судей, вместе взятых. Журналистов было больше, чем на мировом чемпионате по футболу. Больше, чем на инаугурации Президента Соединённых Штатов. И даже больше, чем на вручении премии Оскар. Шахматные организаторы такого внимания к Чрезвычайному Чемпионату мира не ожидали и столько мест в гостиницах для журналистов не запланировали. Хорошо, что в Калмыкии нашлось полсотни юрт с той достопамятной Олимпиады, когда участники дожидались в них достройки элистинского Сити Чесс.

Юрты установили и заселили в них жаждущих сенсаций служителей медиакульта. Служители медиакульта заселились, расположили свои культовые объекты в виде теле– и фотокамер, после чего разбрелись по окрестным сёлам в поисках водки и приключений на свою голову. Некоторые нашли водку, другие – приключения. В общем, к моменту открытия Чрезвычайного Чемпионата до зала дошли не все. Кое-кто уже оказался в рабстве, продолжив свою трудовую карьеру на одном из подпольных кирпичных заводов.

Однако отчего же возник такой неуёмный медийный интерес к такому нединамичному зрелищу, каким является игра в шахматы, – может спросить непосвящённый. Хороший вопрос. Всё дело в дочери Принца, Лейле. Которую, впрочем, никто не видел в лицо. Нет, не совсем так. Принц и ближайшие родственники лицо её, конечно, видели. Ещё это лицо было на её загранпаспорте. Но поскольку Принцесса ни разу не выезжала из страны с момента достижения половой зрелости, кроме её ближайших родственников Принцессу знали в лицо некоторые приближенные к семье женщины, а они никогда не расскажут журналистам, красавица она или наоборот. Потому что никто не позволит им общаться с посторонними, да им и самим это в голову не придёт. Впрочем, если она– любимая дочь Принца, то, скорее, красавица, чем наоборот. Но с другой стороны, на вкус и цвет товарища нет, и у Принца может оказаться весьма специфический вкус. Может, она просто очень похожа на его маму. Или бабушку, которая рассказывала маленькому внуку сказки Шахерезады.

Но все это не важно, потому что именно тот факт, что медийный мир был с ней не знаком, но, как всегда, жаждал сенсаций, собрал такое количество служителей медиакульта в одном в прямом смысле слова пустынном месте. То есть пустынным это место было до того, как они все сюда собрались. Теперь оно стало густонаселённым. В одной юрте размером в двенадцать квадратных метров умещались четыре журналиста. В общем, минимальная российская санитарная норма была грубо попрана. И набились медиа-культовцы в юрты как селёдки в бочку ради фантома сенсации.

Но что же такого в укутанной с головы до пят, включая шторку на глазах, дочери Принца? Разве она пообещала прилюдно обнажить глаза? Или кончики пальцев? Ни в коем случае. Такого от неё никто не ждал. Сенсация уже была в том, что консервативный отец позволил рождённой от него особе женского пола играть в мужскую игру, и не просто в мужскую игру, а в игру, осуждаемую как греховную – харам! – большинством исламских авторитетов. И он не только позволил это, он сделал это достоянием гласности. И мало того, он вложил в эту гласность крупную сумму нефтяных денег. Потому что все знали, что Чрезвычайный Чемпионат был созван, а башня Чесс построена ради того только, чтобы Принцесса могла сыграть и победить в ней. Ходили слухи, что в шахматы Принцесса играла блестяще. Но выступать на равных со всеми не могла. Потому что шахматные правила требуют открытого лица от любого участника соревнований, независимо от пола и традиций. А законы её страны требуют от благонравных женщин и девушек ровно противоположного. И любящий папа, поразмыслив и пойдя на отступление от традиций и Писания, решил устроить для дочки отдельный чемпионат с особыми правилами.