Корпорация «Коррупция»
Шрифт:
листвой, а еще не испуганный городской суетой соловей пел волшебные серенады,
наслаждаясь собственным голосом.
…И время не самое подходящее. Как же не хочется умирать, когда жизнь вокруг
только начинается, стряхивая с себя нежные и вязкие оковы Морфея! Скоро забурлит,
закипит деловая активность, незнающая устали и перерывов; отдыхающие потянутся кто к
морю, кто за город, в горы, на самый большой и живописный в округе водопад; детвора
высыплет
и домоуправительницы оккупируют городские рынки в поисках наисвежайших и
наивкуснейших продуктов, а также лучших бытовых мелочей.
Там постоянное движение, энергия, бьющая через край, а здесь, в рабочем кабинете,
в полутьме рассеянного света настольной лампы время точно остановилось. Замерли
стрелки часов, в немой гримасе застыло изображение на экране телевизора, окружающие
предметы превратились в пустые декорации, лишенные всякого функционального
значения. Ни звука, ни дуновения ветра. Есть только ледяной взгляд убийцы – выражение
глаз человека, готового переступить черту, не спутаешь никогда и ни с чем – и бездушное
смертоносное око пистолетного ствола, притягивающего его, словно магнит. Пистолет
завораживал, затягивал в свое жерло, манил бездонной глубиной, поражал безграничной
властью, сковывая движения.
Профессиональный взгляд сходу оценил орудие убийства: перед ним тускло
поблескивал воронеными боками немецкий «Вальтер ППК». Далеко не самый
современный – активно использовался криминальной полицией Германии до начала
семидесятых годов, зато простой в обращении и безупречный в работе. Кстати, любимое
оружие агента 007 Джеймса Бонда…
Страха не было. Была отрешенность и пустота. Дуэль между пистолетом и жертвой.
Надо что-то делать. Не пускать события на самотек. Надо встряхнуться, ведь пока
бьется сердце, есть еще шанс, есть надежда.
Умереть здесь, в чиновничьем рабочем кабинете, за письменным столом было глупо
и недостойно его, боевого офицера, прошедшего Афганистан и Чечню, сумевшего уцелеть
в кромешном аду войны. Только не сейчас, только не сегодня… Еще многое намечено на
будущее. Обещанное и до сих пор не выполненное. Еще один шанс… всего один…
Борис Андреевич оценил расстояние до руки, державшей пистолет. Жалкая пара
метров отделяет его от спокойствия и благополучия. Расстояние плевое, если бы не
несколько «но»: во-первых, между ним и убийцей плотиной встал широкий дубовый стол,
во-вторых, он сидит в своем рабочем кресле, из мягких объятий которого так просто
выпрыгнешь, в-третьих… неважно… Ему потребуется время, которого у него нет. С двух
метров ни один слепец не промахнется.
Смерть!
Мозг подсказывал, что бороться надо до самого конца, до последнего вздоха, но тело,
будто закованное в кандалы, отказывалось подчиняться. Мышцы налились свинцом, к
ногам точно пудовые гири привязали – ни встать, ни повернуться. Он уже сдался,
подчинился судьбе, хотя и боялся признаться себе в происходящем.
Как же он мог допустить такую непростительную ошибку, оступился на прямой
ровной дороге? Ведь каждый миг, каждый час тщательно продумывал поступки и меру
ответственности. Каждый шаг на пути вперед был выверен до мелочей. Без помарок и
ошибок. Партия должна быть просчитана до конца! И тут на тебе…
Единственное холодное око «Вальтера» смотрит ему точно меж спокойных и
уставших карих глаз.
Прокол вышел, как всегда, в мелочах. Даже не прокол, а глупое, непредсказуемое
стечение обстоятельств. Такого просто не могло случиться никогда…
Но случилось! Сейчас, когда нервы на пределе и до черты осталось меньше шага,
уже ничего не объяснишь. Не убедишь, что все должно было сложиться иначе. Не так, как
вышло, а так, как планировал…
Он всегда шел прямой дорогой, оставаясь честным пред собой и окружающими. Не
кидал и не обманывал. Если искал и находил выгоду в делах, то она доставалась не только
ему, а всем участникам делового процесса. Вряд ли кто-то из коллег или партнеров смог
бы предъявить ему претензии по поводу его нечистоплотности. Вряд ли…
Но «Вальтер» не сводил с него своего внимательного взгляда.
Время остановилось. Уже никто не требует от него оправданий. Приговор вынесен, и
через мгновение будет приведен в исполнение.
Смерть!
Он не знает, как она выглядит. И давно уже не боится образа дряхлой старухи с
косой. Борис Андреевич Штурмин так часто ходил по краю и так часто чувствовал ее
холодное дыхание, что, в конце концов, свыкся с ее незримым присутствием и перестал
обращать внимание. Когда был мальчишкой – боялся до дрожи в коленках; под палящим
афганским солнцем – боялся, но совсем по-другому, чувствовал, что они единое целое, как
инь и янь, как обязательные детали одного механизма, немыслимые друг без друга. Она