Корпорация «Коррупция»
Шрифт:
Андреевича Штурмина. На ее плечи лег тяжелейший груз терпения, бескорыстной веры в
его силы и его успех. Как там, в одном известном фильме: чтобы генеральшей стать, надо
с молодым лейтенантом по гарнизонам помотаться! Она все снесла: и тяготы, и лишения.
Стойко, как настоящий солдат.
И что же, теперь он позволит себе сдаться, отдать старания долгих лет без боя?
Ну, уж нет!
Не впервые
из любой передряги с честью и живой. А сейчас ему не за что оправдываться и просить
прощения. Зато есть, ради кого жить!
…Холодные зеленые глаза, напрочь лишенные эмоций и чувств, внимательно
следили за жертвой. Воздух, подобно высоковольтным проводам, казалось, гудел от
напряжения. Ладонь, сжимавшая пистолет, вспотела, и указательный палец предательски
соскальзывал со спускового крючка. Руки не дрожали, но это была иллюзия – нервное
возбуждение достигло своего апогея.
Борис Андреевич Штурмин глядел прямо перед собой. Приняв окончательное
решение, почувствовал облегчение. Срез пистолетного ствола больше не сковывал его
движений, не парализовал волю. Только малахитовые глаза палача не сулили пощады. Для
убийцы тоже все было решено: приговор окончательный и обжалованию не подлежит!
Смерть!
Конец всего сущего. Просто конец. Конец, не сулящий облегчения ни для одной из
сторон. Не точка, а клякса в финале пьесы.
Сейчас, или никогда! На последнюю схватку может не хватить запала. Борис
Андреевич медленно и уверенно поднялся на ноги, не сводя непреклонного взгляда с глаз
оппонента, отметив, как качнулся в руке «Вальтер».
Ему не в чем было себя упрекнуть.
– Я всегда был с тобой предельно честен… Здесь не было никакого кидалова…
Разразившегося грома он не услышал, как не увидел и отскочившего назад затвора,
выплюнувшего дымящуюся гильзу. Понимание пришло мгновением раньше, когда в
горящих зеленых глазах проскочила едва заметная желтая искра ненависти.
Смерть… Конец… Пустота…
Простите меня, если сможете…
Часть первая
На месте преступления
1
Июньское солнце находилось в зените и нещадно жарило город, загоняя людей в тень
или, наоборот, выгоняя на песчаные пляжи, заставляя окунуться в чарующую прохладу
морских вод. В полдень на берегу от отдыхающих уже яблоку некуда было упасть, бойко
шла торговля мороженым и напитками; кафешки, в которых сонными мухами лениво
вращались допотопные вентиляторы с широкими лопастями, а крыши для создания
местного колорита были приправлены пальмовыми листьями, ломились от посетителей,
холодное пенистое пиво лилось рекой. Коммивояжеры с лотками, доверху загруженными
сувенирами – рыбками из гипса, ракушками на цепочке, магнитами на холодильник и т.п.
– аккуратно переступали меж распластавшихся на полотенцах и лежаках недвижимых тел,
мелких и крупных, бледно-белых, ярко-красных и шоколадно-коричневых, ловко избегая
столкновения с разыгравшейся ребятней.
Ему давно уже не нравилось это время. Наверное, в силу возраста и
профессиональной деятельности. Приток туристов на морское побережье ощущался с мая,
сначала тонкой струйкой, затем все больше и шире, сильнее и громче, и вот уже в июне
превращался в полноводную реку, несущую со всей страны деньги и отпускную
расхлябанность со всеми вытекающими. Отдыхающие вдребезги разбивали тихое
очарование Южноморска, нескончаемой суетой уничтожая его мирный уклад изнутри, в
бешенном вихре смешивали день и ночь, до самой осени стирая границу между светом и
мглой. Город превращался в огромный муравейник, подобный Москве или Петербургу, с
пробками и столпотворениями, с очередями и беготней. И только аура южной
обстоятельности и неторопливости не давала безумной энергии выплеснуться наружу, не
позволяла разразиться большому взрыву, сметающему все на своем пути. От гремящей
отовсюду музыки, криков, мигрирующих из конца в конец хмельных компаний, резких
голосов выведенных из себя мамаш, детского ора нельзя было ни спрятаться, ни скрыться.
Атмосфера успешного и благополучного, но, тем не менее, провинциального города
нещадно втаптывалась в уличную пыль десятками тысяч подошв кроссовок, босоножек,
мокасинов и резиновых шлепанец. Все скамейки в парке были заняты молодыми и не
очень парами: обнимающимися, целующимися, разговаривающими и не
разговаривающими, ссорящимися и находящими примирение.
Его раздражала излишняя суета и показная бравада. В мире все должно
сосуществовать естественно и органично. Уже давно не хотелось кутить с друзьями до
утра, а затем, быстро окунувшись в просыпающееся море, спешить на работу, где
надлежало разбираться в перипетиях человеческих судеб. Все больше радости доставляли
пешие прогулки тихими улицами или узкими аллеями парка под неспешное
перешептывание листвы и отрывистое пение ветра. Возраст! Жизненный бег замедляется