Корпоративное порево
Шрифт:
– Петр Петрович! – немного дрожащим голосом заговорил отчим. – Она умница. Быстро всему учится. Ответственно относится к поручениям. И с юмором у нее все в порядке.
Он заискивающе и как-то виновато взглянул на меня. Будто не то прощения, не то подмоги просит. Мне становилось все страшнее. Черт, как же не хочется уйти, не солоно хлебавши.
– А не напортачит? – мрачным басом спросил Петр Петрович. – У нас серьезная организация. Мне тут истерики и нервные срывы не нужны. Или справляется с
– Если не справится, так всегда наказать можно, – залебезил отчим. – Сильно наказать. Так наказать, как у вас принято. Она в курсе, что дисциплина здесь очень строгая! Да и сама она девушка дисциплинированная. Неопытная только. Но ведь опыт дело наживное!
На лице Петра Петровича заиграла нехорошая улыбка. Он откинулся на спинку огромного кожаного директорского кресла, но все равно продолжал постукивать золоченым карандашом по столу.
Как же меня раздражает это постукивание! И почему-то пугает.
– Что? Совсем неопытная? Мне несмышленыши ни к чему. У меня тут не институт благородных девиц.
– Нет-нет! – заегозил отчим. – Я плохо выразился. Она неопытная в хорошем смысле слова! В хорошем!
– Ну, что ж! – наконец слегка подобрел Петр Петрович. – Раз в хорошем, тогда устроим прослушивание.
По свите Петра Петровича пролетел шелест оживления. Лица у мужчин порозовели, глаза заблестели. Черт! Уставились на меня, как собаки на миску, ожидающие от хозяина команды «Можно!».
Что еще за прослушивание? Я ничего не готовила! Отчим, вот козел, не мог предупредить, что будет прослушивание.
– Давай, Наташа! – обратился ко мне отчим. – Покажи себя, детка! Не осрами ни себя, ни папку!
Свита Петра Петровича одобрительно закивала головами и впилась в меня горящими волчьими глазами.
Я продолжала стоять неподвижно, совершенно не понимая, что делать.
– Что стоим? Кого ждем? – спросил меня Петр Петрович с добродушной насмешкой.
– А-а-а… – начала я дрожащим от волнения голосом, – А-а-а… а что делать-то?
Свита Петра Петровича захихикала.
– Раздевайся, деточка! – еще добродушнее сказал Петр Петрович. Было видно, что он доволен происходящим.
– То есть как это? – оторопела я.
– Твой отец говорил, что ты не отличаешься большим умом. Но я не предполагал, что не до такой степени, – сказал кто-то из свиты, и все загоготали.
– Просто сразу раздеваться? – переспросила я. На глазах у меня закипали слезы. Ничего себе собеседование! Я и не собиралась сегодня сразу так знакомиться с коллективом, хотела присмотреться сперва, а тут…
– Ну что за нерасторопность! – с наигранным неудовольствием сказал Петр Петрович. – Вадим Николаевич, – обратился он к отчиму, – Вы же
– Сейчас, Петр Петрович, – заегозил отчим, – Сейчас она все схватит.
– Я предпочел бы, чтобы она всех схватила. И побыстрее. Хваталка у нее, судя по всему горяченькая, – сказал кто-то из свиты, и опять все заржали.
– Может, она папу стесняется? – предположит долговязый мужик из свиты.
– Я вообще-то отчим, – заискивающе сказал отчим.
– Отчим… отчим… – пронеслось по свите. – О, так даже интереснее!
– Ну, раз отчим, так объясните дочурке доходчиво, что нужно делать, – благодушно заявил Петр Петрович.
– Натуля, – повернулся ко мне отчим. – Давай, детка, снимай блузочку, юбочку, трусишки. Все снимай. Туфельки можешь оставить.
Я послушно сняла блузку и красивый кружевной лифчик. Как только моя грудь оказалась на виду, мужики одобрительно зашептались и закивали головами. Понравилось. Еще бы!
Я уже начала расстегивать молнию на юбке и внезапно замерла. Отчим конечно подставил! Не предупредил, что тут настоящий медосмотр будут устраивать. Я вспомнила, что надела старенькие трусики.
Идиот. Если бы он меня предупредил, я бы подготовилась морально. Что же теперь делать? Они же все не просто на меня пялятся, а буквально пожирают глазами.
Я продолжала стоять, как статуя, в полном замешательстве.
– Ну, что опять за задержки? – недовольно спросил Петр Петрович. – Такое хорошее было начало, и опять затык. Вы хотите здесь работать или нет? Если нет, то не тяните резину. Где выход, вы знаете!
– Сейчас, сейчас, Петр Петрович, – опять засуетился отчим. – Застежка заела. Юбочка просто новенькая.
С этими словами он рванул молнию и сорвал с меня юбку.
Зрители взревели от смеха, а я была готова сквозь землю провалиться. Еще бы они не ржали! На мне были старые хлопковые трусики с линялой надписью «Понедельник». На самом лобке красовалась небольшая дырочка, и из нее выбивался пучок волосков. Я поленилась заштопать эту дырку, а просто обметала, чтобы она не расползлась. Еще и нитки черные взяла.
Мужики смеялись, как будто никогда ничего смешнее не видели. Я стояла красная как рак, стараясь прикрыть руками дырку на трусиках. Еще несколько секунд и я разревусь.
– Да-а-а, не задался у Наташи понедельник, – проговорил Петр Петрович, вытирая выступившие от смеха слезы. – Что ты прикрываешься, деточка? Снимай трусы, оставайся с одних туфлях! Если будешь умницей, то на первую зарплату шелковые трусики себе купишь!
– Хороша у Наташи дырка! – сказал какой-то острослов из свиты, и все опять покатились со смеху.