Корпункт
Шрифт:
— Он мне предложение сделал.
Она сообщила об этом буднично, без эмоций. Лениво скрестила ноги, достала из сумочки леденец и положила его за щёку. Иван хмыкнул, почесал подбородок и осторожно произнёс:
— Поздравляю. Желаю, как говорится, счастья в семейной жизни.
— Да ладно, шеф, не придуривайтесь. Если бы я ему ответила «да», припёрлась бы сейчас на работу?
— Понятия не имею, — сказал Иван. — Я не психолог, вот прям ни разу. Чем он вас не устроил? По здешним понятиям — вполне приличная партия, насколько я понимаю.
— Приличная,
— Вы имеете что-то против двухэтажных особняков?
— Я их нежно люблю. Просто не хочу застрять в одном из них на всю жизнь.
— Нет, я понимаю, вы по натуре не домоседка. Но и в смысле карьеры — в губернском городе возможностей больше…
— Слушайте, а чего вы меня так настойчиво уговариваете? Я вам тут надоела? Хотите сплавить подальше?
Она поднялась, подошла к нему и присела на край стола. Иван покосился на её загорелые спортивные ноги:
— Я вас, Катя, не уговариваю. Я, типа, поддерживаю беседу, чтобы отвлечься от той фигни, которая мне сегодня взрывает мозг.
— Угу, вижу. Из-за чего вы, кстати, с вашей Асенькой разругались? Ну-ка, ну-ка — чем она вас вдруг не устроила?
— Хватит меня передразнивать и подкалывать. Она хорошая девушка — может, даже слишком хорошая для меня. Я тут, кажется, вообще начинаю раздражать слишком многих — что в профессиональном плане, что в личном…
— Меня вы не раздражаете, — спокойно сказала Катя.
Она не отвела взгляд, когда он посмотрел ей прямо в глаза. Повисла пауза — слышно было, как за окном перешёптываются тополиные кроны; в соседнем доме наигрывал граммофон. Лёгкий ветерок колыхал прозрачную занавеску. Ночь вымывала с неба последние закатные краски, мягко вползала в комнату, обустраивалась в углах — лишь стол, на котором горела лампа, оставался в конусе света.
Иван посмотрел на лампу с неудовольствием. Она показалась ему сейчас слишком яркой — а может, и вовсе лишней…
И, словно отвечая на эту мысль, ауксилитовый свет мигнул.
Воздух над столешницей загустел. Буквы на фотографии, которые складывались в тревожный сигнал, задрожали в прозрачном мареве. Иван, моментально узнав симптомы, вскочил.
— Что такое? — спросила Катя.
— Тише, не отвлекайте.
Он метнулся к окну, ожидая увидеть «призрака», но тротуар был пуст. И всё же неподалёку присутствовало нечто чужое — или, точнее, предощущалось, как будто само оно, это чужеродное тело или событие, ещё не проявилось в реальности, но тень его уже наползла на город. И если напрячься, сосредоточиться, то можно было даже уловить направление, откуда идёт опасность.
— Так… — пробормотал Иван. — Слушайте меня, Катя. То есть нет, погодите одну секунду…
Он подскочил к настенному аппарату для вызова такси и полиции, нажал оба рычажка. Лихорадочно огляделся в поисках какого-нибудь оружия, но ничего подходящего, естественно, не увидел.
— Я уезжаю, вы остаётесь здесь и ждёте инспектора…
— Ещё чего, — фыркнула репортёрша. — Я с вами поеду и…
— Рот закрой! — гаркнул он во весь голос. — Просто молчи и слушай! Скажешь ему, что я поехал к обрыву! Ясно?
— Не ори на меня!
— Голову, блин, включи! — он схватил её за плечи, тряхнул так сильно, что зубы у Кати клацнули. — Ты мне здесь нужна! Передай им, что над обрывом — сигнал тревоги! Поняла или нет?!
— Да! Хватит меня трясти!
Он отступил на шаг. Пару секунд они таращились друг на друга, сдерживая ругательства, потом Иван обогнул её и выскочил за порог. Сбежал по лестнице, вылетел на крыльцо. Полиция пока не явилась — видимо, дежурный наряд был где-то на выезде, успокаивал подгулявших городских обитателей. Зато такси уже показалось у перекрёстка.
Иван крикнул водителю:
— К смотровой, где радуга днём была! На саму площадку не надо, на подъезде притормозите!
Прыгнул в салон, захлопнул за собой дверцу и перевёл дыхание. Он совершенно не представлял, что будет делать дальше и как одолеет «призрака» сотоварищи, но это всё равно было лучше, чем просто сидеть и ждать. Он слишком устал от самокопания и неизвестности. Ему было страшновато, однако страх этот смешивался с азартом — и парадоксальным образом гнал вперёд.
Поездка, впрочем, продолжалась недолго. Машина подкатила к забору, окружавшему смотровую площадку. Иван сунул таксисту деньги и осторожно заглянул за ограду.
Над обрывом уже не наблюдалось праздных гуляк, хотя ночь была ещё не такой глубокой, а фонари горели исправно. Причина несоответствия была Ивану понятна. Ощущение чуждости, которое он уловил в редакции, тут, на площадке, резко усилилось. Видимо, оно передалось даже тем, что не обладал обострённым М-восприятием, — и публика разбрелась, почувствовав себя неуютно.
Значит, те, кто остался, — это и есть враги.
У балюстрады стоял грузовой фургон. Рядом топтались три человека, включая «призрака»; переговаривались негромко и чего-то, кажется, ждали. Над ними куполом нависала звёздная июньская ночь.
А потом среди звёзд возник новый источник света.
36
Казалось, там, в вышине, открылось окно, за которым была гроза. Лилово-розовые зарницы подрагивали в круглом проёме. Круг этот, правда, выглядел искажённым, сплюснутым по бокам — Иван смотрел на него под острым углом.
Над окраиной Верхневейска открывался переход в другой мир.
Люди возле фургона встрепенулись и замолчали — всё их внимание было поглощено происходящим в небе. Они стояли спиной к Ивану, в полусотне шагов. Будь он киногероем, мог бы подкрасться к ним незаметно и вырубить одного за другим.