Корпус А блок 4
Шрифт:
– Борь, если тебе надо позаниматься, мы тебе не будем мешать, мы тихонечко сыграем здесь на кровати в картишки..., - умоляюще просит Ира. Там, в холле наши бабки все время приставать будут... сделай это, сбегай туда, а тут все знают, что ты занимаешься и к тебе никто не лезет.
– Давайте. Вы даже можете пошуметь, я отключаюсь, когда что-то читаю.
– Борь, можно еще один последний вопрос, - это Татьяна, сейчас что-нибудь выдаст.
– Скажи, зачем ты занимаешься? Ведь твои знания, твоя подготовка
– Наверно я хочу чувствовать себя полноценным человеком и не думаю, что знания могут кому то не пригодится или повредить. Конечно, и здесь можно писать книги, что то творить... В Шлисенбургской крепости сидел в одиночке один царский узник по фамилии Морозов. Его посадили туда пожизненно, за покушение на его величество. Просидел он пятьдесят лет, пока его не освободила революция и вышел в полном здравии и со множеством статей в научных журналах и даже книгами, написанными в неволе, а за те знания что он приобрел в тюрьме, вскоре стал академиком...
– К сожалению революция здесь скоро не предвидится, нас освободят только катаклизмы... А если и освободят, то мы сдохнем в той жизни через день от обыкновенного ОРЗ или блохи... Ну ладно, занимайся.
Я действительно ушел в себя и не слышал азартных игроков на своей кровати. Очнулся от стука в дверь. Она приоткрылась и в комнату заглянуло расстроенное лицо Ани.
– Вот вы где? К вам можно.
Полноватая девушка не дождавшись ответа прошла к моей кровати и втиснулась между Таней и Натальей.
– Девочки... Я совсем..., - она чуть не разрыдалась.
– Понимаете, Семена вызвала к себе врачиха и напихала ему это...
Она вытащила из кармана пакетик презерватива. Татьяна первая с любопытством схватила его.
– Но это же..., - она взглянула на меня и замолчала.
– Презерватив, - подсказала без стеснения Аня, - ему, Семену, предложила презервативы. С чего бы это, что я больна или он?
– Можно им и не пользоваться, - неуверенно говорит Таня.
– Конечно. Если бы не одно но... Когда Семен стал отказываться, она сказала, что всем мужикам выдала их, ради их же безопасности.
Теперь все головы повернулись ко мне.
– Это так?
– спросила меня Таня.
– Да. Вот они.
Я выбросил из кармана несколько пакетиков на книги.
– Но зачем, о какой безопасности говорит Пантелеймониха?
– Я знаю, - опять кривится Аня.
– К нам сегодня прибывает новая пациентка, по всей видимости, молодая стерва. Врачиха хочет обезопасить наших мужиков от нее.
Наступило молчание.
– Не доживем мы до революции, девочки, это точно, - тоскливо сказала Татьяна, прервав молчание.
Я упросил Пантелеймоновну разрешить мне встречу с Николаем. Угрюмый санитар с респиратором на лице повел меня в реаниматорскую. В большой, на половину стеклянной ампуле лежало красивое мужское тело чуть прикрытое белой простынею. Грудные мышцы, бицепсы, мощная шея, отчетливо выступали на ружу, создавая величие гармонии. Я подошел поближе и поднял со щитка микрофон на витом проводе.
– Николай, это я, Борис.
Тело зашевелилось, глаза открылись.
– Борька, привет. Во вляпался то. Тебе Пантелеймониха чего-нибудь говорила о моей болезни?
– Сказала, что ты дурак.
И вдруг губы Николая раздвинулись в улыбке.
– Так и сказала?
– Сказала. Чему ты радуешься?
– Да ничего.
– У тебя действительно что то серьезное?
– Пустяк. Натер на одном месте кожу.
– Был бы пустяк, тебя бы в эту капсулу не засунули бы.
– Ну брось ты, это излечимо. У других может быть и не прошло бы, а у меня все в порядке. Вот у Ирочки действительно кожная проблема, береги ее.
Чего это они, и Пантелеймониха, и Николай мне все жужжат про Ирку? Николай между тем, продолжал.
– Эта девочка самое хрупкое создание в отделении..., - он потянулся в капсуле и уперся ладонями в стекло.
– Эх... на волю бы, вот там бы нагуляться и потом со спокойной совестью можно было бы загреметь...
– Дурак ты, действительно Пантелеймониха права.
– Борька, - он смеется, - тебе надо влюбиться по уши, тогда я тебя тоже дураком назову.
– Колька, если ты надолго здесь, тебе чего-нибудь надо? Может кому-нибудь, что-нибудь передать...
– Ничего не надо. Мне включают радио и я кайфую от музыки и политической трескотни.
Однажды он так же заболел, у него была потничка после тренировки, пошла под мышками такими красными пятнами. Мы все так за него переживали, но Пантелеймониха быстро справилась, промывая кожу слабыми щелочными растворами и подсушивая феном. Его также засунули в капсулу, но тогда он ныл, что больше дня не выдержит..., а теперь..., как меняются люди.
Вдруг Колька перестал улыбаться.
– Борис, послушай меня, если сможешь, беги от сюда. Здесь проживешь всю жизнь бездарно, там хоть мир познаешь... и отдать концы будет легче. Я сейчас много думаю... и почему здесь...
Он не успел закончить, ко мне подходит Пантелеймониха.
– Боря, все, уходи. Его сейчас сестра обрабатывать будет...
– Николай, я пошел, - кричу в микрофон.
– До встречи.
Мы выходим с врачихой за дверь.
– Это действительно, безопасно, - спрашиваю ее.
Она поняла мой нелепый вопрос.
– Да, с ним будет все в порядке. Но на будущее, я все же плохо вас воспитывала, даже такой вопрос полового воспитания не дала по полной программе. Вы выросли и теперь я пожинаю первые плоды.