Коррекция
Шрифт:
– Я хочу попросить Сталина написать ему записку и датировать ее двумя днями раньше. Пусть продублирует свою просьбу и как-нибудь обоснует свой запрет на мою болтовню. Ему это сделать нетрудно, а у министра появляется соломка, подстелить под задницу. Он и на меня в этом случае сильно давить не станет. Мало ли какие были резоны у Сталина. Если эти нахлебники долго не задержатся, сегодня же скажу Старостину.
«Нахлебники» уехали в девять вечера. Самохины поужинали и сидели на веранде, не включая света, который от ворот легко было заметить даже со шторами, когда послышались голоса, смех и шум моторов нескольких машин.
–
– Для него это не время, – ответил Алексей, поднимаясь с кресла. – А вот Старостин может уйти. Уже уехали, так что можешь включать свет.
Он вышел из гостиной и спустился по лестнице в коридор.
– А я к тебе, – сказал ему вышедший в коридор Старостин. – Он тебя хочет видеть.
– Это кстати, – сказал Алексей. – А то я уже хотел по одному вопросу обратиться к вам. Теперь скажу сам. Кто дежурит?
– Григорий Пушкарев. Вы с ним не встречались, так что я тебя провожу. Пойдем, хозяин не в кабинете, а в рабочей комнате.
Пушкарев – высокий, широкоплечий парень – дежурил в прихожей.
– Никуда не вышел? – спросил Старостин о Сталине. – Тогда заходим.
Сталин сидел за столом и что-то писал.
– Присядьте, – кивнул он на стулья. – Сейчас закончу.
Дописав, он сложил лист бумаги вдвое и вложил его в конверт.
– Оформи и отправь Поскребышеву, – сказал он Старостину, положив конверт на стол. – Теперь с тобой. Просьбы ко мне есть?
– Есть, Иосиф Виссарионович, – ответил Алексей. – Мы с Михаилом Гавриловичем хотим завтра посетить Абакумова. Его заинтересовал такой мутный тип, как я. Мало того что я оказался в опасной близости от вас, так его еще просят присвоить мне звание старшего офицера ГБ. Я и подумал, что неплохо было бы успокоить его вашей запиской. Все-таки хоть какой-то документ. Телефонный звонок к делу не подошьешь. Заодно бы там приписать, что вы запрещаете мне о себе распространяться. Наверняка ведь он попытался навести обо мне справки, получил в результате дырку от бублика и будет теперь пытаться на меня давить. И о моей жене он уже знает и гадает, с чего это ей такая честь.
– Что-то уже придумал? – спросил Сталин.
– Лида хороший художник. Она нарисовала мать еще девчонкой. Вот фотография портрета.
– Работа мастера, – оценил Сталин, возвращая фото. – Что, хочет нарисовать меня?
– Я знаю, что вы не любите позировать, – сказал Алексей. – Но это не потребует много времени. Она лишь сделает эскизы, а потом будет работать по ним. И это не к спеху, сейчас она взялась за мой портрет. Нужно вспомнить технику и потренироваться. А для Абакумова хоть хилое, но объяснение.
– Это не объяснение, а так... – Сталин недовольно нахмурился, достал и раскурил трубку. – О вас скоро многие узнают, поэтому нужно будет придумать что-нибудь получше. А пока пусть будет портрет. И вот еще что. Твое устройство для чтения пленок не слишком удобно, да и глаза от него устают. Мне сделают все книги, а тебе нужно будет написать свои объяснения, не дожидаясь, пока у меня появятся вопросы. Я эти книги не один буду читать. Задача ясна? Тогда и вы ко мне не будете так привязаны. Завтра к вечеру ко мне должен будет подъехать один человек. Я вас хочу познакомить. А с Абакумовым будь осторожен. Когда оформят все документы?
– Завтра заберем форму, а послезавтра – документы, – ответил Старостин. –
– Сможешь совмещать с записями? – спросил Сталин. – Ну раз сможешь, потренируй охрану. У вас все? Тогда я вас не держу.
– У руководства работа начинается в девять тридцать, – сказал Старостин, когда они вышли в прихожую. – Утром у Абакумова совещание, потом он с час работает в своем кабинете, а вот, когда закончит, мы и подойдем. Ехать здесь всего ничего, поэтому будь готов к одиннадцати. Шофера брать не будем, поведу сам. Заодно и поговорим.
– Сказал? – спросила жена, когда он вошел в гостиную.
– Сказал. Записку он напишет. Я ему предложил объяснить твое пребывание на его даче рисованием портрета, так он на меня посмотрел, как на дурачка. Сказал, что придумает потом что-нибудь более жизненное. Плохо, что я по этому времени почти ничего не знаю. И не узнаю, если постоянно буду сидеть на этой даче. Насколько все было бы проще, если бы нас перенесли лет на двадцать позже.
– Толку об этом сокрушаться! Ты ему фотографию показывал? Тогда возвращай обратно. Когда едете?
– В одиннадцать нужно быть готовым.
– Значит, будешь. Позавтракаем, я тебе поглажу брюки, и поедешь. Паспорт сразу сейчас положу в пиджак. Когда завтра поедем за одеждой?
– Не терпится натянуть брюки и посмотреть, как на тебя сделает стойку мужская часть населения дачи? Вынужден огорчить: ты завтра никуда не поедешь. Мы будем возвращаться из министерства и все заберем. Это классное ателье: они там шьют без примерок, и никто не жалуется.
На следующий день Старостин подошел чуть раньше.
– Броский костюм, – сказал он, осмотрев Алексея. – Ну да ладно. Раз уже готов, выедем чуть раньше. Заскочим в Кремль кое-что отдать, а потом поедем в министерство.
– И меня туда пустят только по паспорту? – удивился Алексей.
– Конечно, нет. Постоишь на площади, а я обернусь за пять минут. Пошли к машине.
Машиной оказался уже старый ЗИС- 101.
– Что, удивлен? – усмехнулся Старостин. – Это у нас разъездная машина для поездок вроде нашей. Хозяин и «девятка» ездят на бронированных сто пятнадцатых. В гараже их пять штук. «Девятка» – это у нас выездная группа охраны.
– А почему вы его зовете Хозяином? – спросил Алексей, садясь на переднее сидение рядом с подполковником. – Он об этом знает?
– Это для посторонних. Между собой наши ребята зовут его Дедом. Тебе тоже не возбраняется, когда станешь для них своим.
Старостин завел мотор и после проверки выехал за ворота.
– Хочу с тобой поговорить, – сказал он Алексею. – К тебе теперь многие будут присматриваться, а кое-кто попробует сблизиться. В глазах всех ты новый любимчик Сталина. Вынырнул неизвестно откуда, был обласкан и приближен, даже поселен на даче вместе с женой в комнаты для почетных гостей. Ты знаешь, что там жили Мао Дзэдун, Броз Тито и Черчилль? А теперь живете вы. Почти наверняка об этом знают уже и Абакумов, и Берия. У них здесь есть свои люди. Не из телохранителей или «девятки», а их тех, кто сидит на воротах и патрулирует территорию. Буду удивлен, если никто не стучит Маленкову. Про твои геройства в комнате отдыха тоже доложат. Я думаю, что Берия не утерпит и примчится на вас посмотреть.