Корректировщики
Шрифт:
Оля позвонила ему, быстро оделась и вышла, прихватив камеру. Ветер был ужасным. Хотя термометр показывал вполне приемлемую цифру — примерно минус десять — казалось, что намного холодней. Еще этот снег в лицо… Ужасно хотелось забиться в какую-нибудь щель и там дождаться Илью — они обычно встречались по принципу двух поездов из легендарной задачки: “один поезд выходит из пункта А, другой из пункта Б, каждый идет со своей скоростью, и надо определить место встречи”. Но щели не было. По левую руку тянулись ограждения уличного спорткомплекса завода теплотехнических устройств,
С Ильей встретились в пятидесяти метрах от заветной щелочки. И Оля решительно направилась к ней, думая, что сначала переведет дух, а уж потом — в обратный путь. Щелочка была образована недостроенной коробкой туннельного проезда, и от ветра защищала великолепно. Оля забилась поглубже. Всучила ему камеру, Илья тут же сунул ее за пазуху, отчего стал похож на борца-тяжеловеса из мультиков — с такой же надутой грудью.
О чем они говорили поначалу, Оля не запомнила. Наверное, о всякой чепухе. Потом она прицепилась к его фразе из разговора недельной давности:
— Ты не так сказал.
— Можно подумать, ты помнишь.
— Помню. А что не помню — записываю.
— Зачем? — искренне удивился Илья.
— Я дневник веду, — объяснила Оля. — Еще со школы. Сначала для самодисциплины, потом привыкла. А сейчас — помогает. Вот, память стала лучше.
У него загорелись глаза:
— Дай почитать!
— Не дам, — отрезала Оля таким тоном, что любому было бы понятно: это не провокация на уговоры.
— Почему? А-а, — он понимающе кивнул, — там же про мальчиков написано. Слушай, а у тебя много их было?
Хорошо, что был вечер и Илья не мог увидеть, как Оля покраснела.
— Достаточно, — уклончиво сказала она, думая, что теперь ни за какие коврижки не покажет ему ни странички из дневника.
Он хихикнул:
— А чего ты стесняешься? Все ж такие.
— Ну вот ты — ты мог бы взять и вот так хотя бы рассказать о своих девушках?
— Да пожалуйста. Рассказать?
— Давай! — опрометчиво потребовала Оля, от всей души надеясь, что он смутится и откажется.
Она ошиблась. И пришлось ей выслушивать не очень-то красивые истории про его любовные похождения.
Сначала была Алла, которую он очень сильно любил. И которая его бросила, ничего не объяснив. Они познакомились, еще когда учились на курсах. Тогда они жили рядом. Потом Алла переехала, и Илья каждый день ездил на другой конец города, чтобы ее увидеть. И не считал это подвигом или утомительным занятием.
— Мы расстались в десяти метрах отсюда, — спокойно сказал Илья. — Дошли до перекрестка, она сказала — все, не звони мне больше. И ушла.
— И все?
— Да.
Потом он познакомился с Таней с топливной химии — “вот как с тобой, по телефону”. Отношения с Таней он назвал уже дружбой. Телефонной. Потому что после ссоры с Аллой твердо решил: никакой любви в его жизни больше не будет. Еще какие-то девчонки из двора, причем отношения были кратковременными, так, чтоб развлечься. Илья рассказывал спокойно, не скрывая
Оля слушала, не в силах перебить, и чувствовала оглушающую боль. Как будто кожу содрали, оголенные нервы кричат, а она ничего не может поделать. Едва не ревела.
— Танька из всех них самая нормальная была, — цинично заметил Илья.
— Чего ж ты с ней поссорился?
— Она хотела, чтобы у нас была любовь. А телефонная дружба в любовь не переходит. Разошлись по-хорошему.
Оля поняла, что больше не может разговаривать. Даже рядом находиться не может.
— Пойду домой, — объявила она.
Илья предложил проводить — равнодушно-снисходительным тоном. Оля в панике отказалась, ей сейчас невыносимо было его общество.
Быстро шла по Архангельской, не замечая ни ветра, ни снега. Слезы застряли в горле жгучим комком. Хотелось кричать в голос, выворачивая легкие, удариться обо что-нибудь — сильно-сильно. Чтобы получить зримое оправдание затопившему ее страданию. Чтобы сознание успокоилось, не только чувствуя адскую боль, но и видя ее причину.
“С Танькой у нас была телефонная дружба, как с тобой. А телефонная дружба в любовь не переходит…”
На перекрестке Архангельской и Солнечной Оля чуть не попала под снегоуборочный комбайн. Причем заметила его в последний момент. Хорошо, что оператор оказался более внимательным: комбайн с несвойственной ему резвостью развернулся, подняв тучу легкого серебристого снега, Оля только шарахнулась плечом о борт. И продолжала нестись как угорелая, не зная, повезло ей или стоит пожалеть о том, что жизнь не оборвалась сейчас. За спиной послышался приглушенный грохот, потом вроде бы кто-то окликнул ее, но Оля испытывала такой панический страх при мысли, что Илья мог зачем-то догнать ее, что побежала еще быстрей, не оборачиваясь. Всю улицу на одном дыхании пролетела.
Домашнее тепло показалось ей плотным, рукой потрогать можно. Квартирку затопил сладкий сытный запах — Оля днем пекла блины. Вспомнила, как перед выходом подумала: если Илье вздумается опять нагрянуть к ней домой — почему-то именно он решал, идти к ней домой или нет, — то ей будет что поставить на стол к чаю. Доставилась… Она, даже не разувшись, сползла по входной двери, крепко зажмурилась, переживая новый приступ боли.
Телефонный звонок. Оля подняла трубку:
— Да.
Оля сама поразилась, услышав себя: голос был мертвым.
— С тобой все в порядке? — Илья непритворно волновался.
— Абсолютно.
— Я переживал, как ты дошла, вдруг что-нибудь случилось…
— Со мной все в порядке, — с напором повторила Оля. Все тем же мертвым голосом.
И положила трубку. Зажмурилась, стиснула зубы. Этот звонок добил ее. Слезы потекли горячими ручейками, а дышать стало так больно, что лучше б не дышать.
Боже мой, думала Оля, как такое могло получиться? И с ужасом понимала, что Илья совсем не тот человек, которого бы ей хотелось в нем видеть.