Корректор. Книга первая
Шрифт:
И тут этот клоп! Переборов себя я решил ещё раз посмотреть в эту трубку. Остальные испуганно жались у стены. Приблизив глаз к стеклянной чечевице, я с содроганием увидел… действительно, клопа. Да, клопа, но ТАКОГО огромного, что не понял, как он вообще смог там поместиться. Простые логические рассуждения доказывали, что такого не бывает, а глаза доказывали обратное. И тут я догадался:
— Я так понимаю, что эта трубка увеличивает в размерах предметы?
— Именно, — подтвердил Орест, — но только зрительно, на самом деле, они такие же маленькие, как были раньше.
— Забавная игрушка, — проворчал я, — был бы от неё прок. По-моему, Орест обиделся, но вида не подал.
Остальные,
— Так как, ты говоришь, называется эта штука.
— У неё ещё нет названия, может, ты поможешь? — Сказано было очень хитро.
Мне стало интересно. Придумать название новейшему прибору было лестно, поэтому я задумался.
Эта штука позволяла видеть маленькие предметы очень большими. Поэтому, я думаю, словосочетание «видеть маленькое» вполне подходило. По-французски «voir petit» не очень благозвучно. По-немецки — тоже не вариант. А если всевыручающая латынь? Как это будет? Micro — это маленький…
— Я думаю, что слово «Microscopus» будет в самый раз. — Мои коллеги одобрительно зашумели. Было видно, что название им понравилось. Впрочем, какая разница, как назвать тот или иной предмет. Главное, чтобы он приносил пользу. А наш микроскопус стал самым незаменимым инструментом. С его помощью стали доступными доселе неизведанные вещи. Мы смогли во всех подробностях рассмотреть строение и вид насекомых-паразитов. Догадки о том, что именно они переносили заболевания, стали подтверждаться, когда мы научились, по внешнему виду распознавать здоровых клопов, клещей, вшей и блох от здоровых. Жаль, конечно, что нельзя было заглянуть ещё глубже, узнать, в конце концов, из чего же состоит живой организм и почему он болеет.
Частенько к нам наведывался мэтр Леже. Создавалось впечатление, что он взялся нас курировать, потому, что любые препятствия, возникающие у нас на пути, устранялись в мгновение ока. Может быть, стоило ещё тогда задуматься, но, повторюсь, мы были молоды, и у нас впереди была ЦЕЛЬ! Именно с большой буквы, потому, что именно мы пришли в этот мир с миссией спасения человечества.
Давно было известно о том, что в периоды, когда на людей сваливалась моровая оспа, женщины доившие коров никогда не болели. Это было известно, но никто не знал почему. Мы поставили задачу брату Жан-Клоду, у которого родственники в деревне под Парижем держали большую молочную ферму. Через неделю он вернулся и рассказал интересные вещи. Как оказалось, коровье вымя зачастую покрывалось небольшими пузырьками, наполненными жидкостью. Эти пузырьки были весьма схожи с теми, которые покрывали больных людей, но меньше. Жидкость из них попадала на руки доярок, обветренные и покрытые трещинами. У женщин после этого поднимался лёгкий жар, небольшое недомогание и — всё. Потом они могли, сколько угодно долго находиться среди больных людей, на них это никак не сказывалось. Причину этого понять не мог никто.
Мы предположили, что коровы тоже могут болеть оспой, но не так тяжело как люди. Значит, та самая жидкость содержит определённые частицы, несущие в себе дух болезни. Доярки, переболев коровьей оспой, получают некое защитное благословение, позволяющее в дальнейшем не бояться смертельного заболевания. Кстати, замечено, что выжившие после оспенного мора люди, обезображенные и сильно ослабленные, второй раз никогда не заболевают.
Следовательно, мысли о защитном благословении имеют под собой веские основания. Это значит, что если человеку дать возможность перенести лёгкую форму болезни, он навсегда приобретает ангела-хранителя, который не позволит ему заболеть смертельно.
Вопрос о том, как это делать, не поднимался.
За городом было небольшое поселение, которое охраняли солдаты. В нем жили больные оспой, которых изолировали от остальных. Периодически оспенные бараки сжигали вместе с умершими. Но эти убогие постройки возникали снова в другом месте. Мы прожили там, для чистоты эксперимента больше десяти дней, повергая в шок и обитателей и тех, кто их охранял. И никто, я повторяю — НИКТО из нас не заболел. Впору было обратиться к Папе, с предложением о поголовном заражении людей ослабленной болезнью, с целью искоренения с лица земли этой заразы. В этом вопросе, неожиданно вызвался помочь «наш инквизитор», как за глаза мы его называли. Мэтр Леже с интересом наблюдал за всем процессом нашей работы, ни во что, не вмешиваясь, ничего не комментируя. Собственно мы настолько привыкли к нему, что престали замечать.
Он предложил, по своим каналам, выйти на высшее руководство Церкви. По его словам, забота о здоровье народа первейшая задача и духовной власти и светской. Естественно, что мы с благодарностью приняли его предложение. Пока он решал организационные проблемы, мы спокойно занимались нашими делами.
Всё кончилось неожиданно, в одночасье. Ворвавшиеся в наш домик солдаты избили нас, связали и выволокли во двор. Стоявший там мэтр Леже состроил скорбную мину и, качая головой, произнёс:
— Мне очень жаль, мои юные друзья, я сделал всё, что мог. Но это выше моих сил, приказ епископа для меня закон! — Он резко повернулся к солдатам с вопросом — Все?
— Все, — вытянулся перед ним капрал, — все девять.
— Хвала Господу, хоть никого искать не надо. Всех в Тампль, этого — он указал на меня, — в отдельную камеру!
Весь путь к замку Тампль я пытался понять — за что нас арестовали? Почему епископ отдал приказание мэтру Леже схватить нас? Ведь ничего противу Бога и закона мы не делали и не собирались делать. Разговаривать между собой нам не давала охрана, но мне и так было понятно, по лицам моих братьев, что их волновал тот же вопрос.
Камера, в которую меня втолкнули, действительно была отдельной. Кроме крыс, бросившихся к своим норам, как только свет факела осветил внутренности каменного мешка, в ней были только пауки. На пол бросили охапку прелой соломы, указав этим моё «ложе для отдыха».
Тюремный кузнец заковал мою ногу в железное кольцо с цепью, закреплённой в стене.
— Какая забота, — с иронией произнёс я, — и это только ради того, чтобы я не сбежал? — Эти приготовления всё ещё забавляли меня.
Когда кузнец закончил свою работу, мэтр Леже отвёл меня от стены на длину цепи, определяя расстояние, до которого, при желании, я смог бы дотянуться. Определив его, они установили треногу с креплением для факела и поворотной полкой. Видимо так мне собирались передавать пищу. В проушины на ножках кузнец вбил по костылю, намертво прикрепив треногу к полу.
Кузнец, со знанием дела осмотрел свою работу и повернулся к священнику. Дождавшись от него кивка, поклонился и покинул темницу.
Я, всё ещё ничего не понимая, вопросительно смотрел на «нашего инквизитора». А тот, словно наслаждаясь моим непониманием, улыбнулся уголками рта:
— Я зайду к тебе, попозже. И мы поговорим. Ты умный юноша и поймёшь, что к чему… А пока посиди, подумай, может сам придёшь к каким-то выводам. — Его голос и взгляд были ласковыми и добрыми, но в них не было ни сострадания, ни милосердия. А взгляд, как обычно, пустой и безжизненный.