Корректор. Книга третья: Равные звездам
Шрифт:
– Церковь Колесованной Звезды? – Цукка удивленно глянула на подростка.
– Но что шаманы с севера здесь делают?
– Они говорят, что хотят наставить нас на путь истинный и научить правильно жить. Только они глупые, как их книжки. Они говорят, что никаких духов нет и что им не надо поклоняться, а надо поклоняться старому шаману по имени Колесованный Пророк, который умер за нас, попал на небеса и стал богом. А как же духов нет, когда они дали тебе свою силу?
– Железная логика! – Цукка громко фыркнула. – Кара, похоже, ты за день пустила прахом всю миссионерскую работу какого-то северного попа. Кстати… – она сощурилась. – А ведь если он попадет
– Редко, – мальчик посчитал на пальцах. – Раз в пять или шесть периодов. Давно не приходили. Может, решили, что мы им все равно ничего не дадим. Сама Карина, отец подарит тебе за лечение много-много платьев. Хороших платьев, не таких рваных. Приличных, какие подобают женщине.
– Ну еще чего! – Карина вздернула нос. – Матсу, передай отцу, что мы не носим мешки с рукавами, которые у вас почему-то называют платьями.
– Но почему, сама Карина? – с недоумением спросил мальчик. – Ведь женщине неприлично ходить с открытым лицом и волосами среди чужих мужчин, так все говорят. И ноги чужим показывать неприлично. И руки.
– У нас, Мацу, свои правила приличия. Мы станем ходить в таком виде, в каком захотим. Я ведь великий шаман, ты забыл? А Цукка – моя ближайшая помощница. Духи разрешают нам носить любую одежду, да хоть совсем голыми ходить можно.
– Да, момбацу сама Карина, – мальчик глубоко поклонился, коснувшись правой рукой лба. – Ты великий шаман. Духи дали тебе свою силу, а сама Цукка – твоя дорея. Я пойду? Отцу нужна помощь, а сестра и матери глупые, им все время указывать нужно, что и как делать.
– Беги, указатель! – рассмеялась Карина. – Только не попадись по дороге еще одной муллулубной крысе.
– Не попадусь, – серьезно сказал мальчик, повернулся и со всех ног побежал по тропинке.
За время их отсутствия Тамша проявила чудеса хозяйственности. Еще недавно унылая, пустая и заброшенная хижина приобрела отчетливо жилой вид. По стенам висели какие-то вышитые тряпочки наподобие занавесок, в маленьком каменном очажке в углу потрескивал огонь. Труба над ним отсутствовала, но дым выходил наружу через какое-то хитрое приспособление из коры, прилаженное к дырке в стене над очагом, и по дому не распространялся. Над очагом висел давешний треснувший котелок, в котором побулькивало непонятное, но вкусно пахнущее варево. Топчан закрывали два тонких одеяла, под которыми угадывались плотные тюфяки, в изголовье лежали два тонких бревнышка, обернутых материей и, видимо, должных изображать подушки. Еще одна лежанка была устроена на земле у противоположной стены. На ней сидела, скрестив ноги, Тамша с открытым лицом и закатанными по локоть рукавами. Что-то тихо напевая под нос, она усердно драила песком еще один железный котелок, поменьше первого. При появлении Карины она встрепенулась.
– Ты вылечила сан Шаттах? – без обиняков поинтересовалась она. – Он не умирать от мулллулуба?
– Не должен, – Карина огляделась по сторонам. – Тамша, ты все одна сделала? Ох, какая ты молодчина!
– Другие мне помогать, – Тамша смутилась, хотя и выглядела польщенной. – Вас бояться, не оставаться. Господин Мамай заходить, сказать, завтра мужчины крышу чинить. Сан Шаттах богатый человек, хорошо такой друг есть. Все женщины хотеть его жена купиться, он только две жены есть.
– Спасибо, мне и одного мужа хватает! – засмеялась Цукка. – А Кара у нас вообще бука, мужчин боится. Боюсь, Тамша, что не судьба
– Вы обе старая, вы никто жена не купить, – вздохнула Тамша. – Меня тоже не купить. Я дорея, сан Мамай меня никому не мочь продать. Я скоро совсем старая стать, умереть надо.
– Никакая ты не старая! – заявила Цукка. – У нас в стране многие только после тридцати лет в первый раз брачный контракт заключают. В тридцать пять, даже в сорок в первый раз родить – обычное дело.
– В тридцать пять? – недоверчиво осведомилась Тамша. – Тридцать пять – совсем старая, совсем некрасивая. Ребенок из живот родиться нельзя, умирать вместе с ребенок. Какой муж купить в тридцать пять? Женщину купить муж в пятнадцать лет, в двадцать лет уже никто не купить, остаться одна. Только дорей стать в чужая семья.
– У нас все иначе. Кстати, Тамша, что такое "дорей"?
– Дорей? Дорей – когда мужчина или женщина жить чужой дом, выполнять всю работу, ничего не делать без слова хозяин, никуда не уходить. Нельзя жену купить, нельзя женой пойти, если хозяин не позволять. До самый умирать быть дорей. Стать дорей – свободный больше нет.
– Рабы… – потрясенно пробормотала Карина. – Тамша, значит, тебя продать могут другому человеку?
– Продать? Нет, нельзя. Как можно человек продать? Человек не вещь. Хозяин может наказать, может выгнать навсегда, продать нельзя. Только муж в жены купить мочь, но кто купить старый дорея?
– Скорее, какая-то форма крепостной зависимости, чем рабство, – задумчиво сказала Цукка. – Надо с Мати проконсультироваться, он историк, должен такие вещи понимать. Кара, значит, я теперь считаюсь твоей дорей? Или дореей?
– Ага, и ты вся работа выполнять, а то я тебя бить, плевать и выгонять! – фыркнула Карина. – Тамша, Цукка – не моя дорея. Она моя… как приемная мать. Она меня воспитывала. Она мой друг, не дорея.
– Не дорея? – Тамша наморщила лоб. – Просто друг? Что такое "приемная мать"? "Приемный отец" знать, "приемная мать" не бывать. Разве женщина может решать за ребенок?
Цукка с Кариной переглянулись.
– Придется просвещать, – резюмировала Цукка. – А то она про нас такое местным расскажет, что потом хоть вешайся.
Они опустились рядом с Тамшей на ее лежанку – Цукка скрестила ноги, а Карина уселась на пятки в своей излюбленной манере.
– Тамша, наша страна совсем не такая, как ваша, – начала Цукка. – У нас женщины имеют те же права, что и мужчины. Они могут воспитывать детей наравне с мужчинами – не просто нос утирать и кормить, а по-настоящему воспитывать. Если ребенок остается без семьи…
Тот же день. Грашград
– А там что за статуя?
Комора взглянул на Кансу взглядом истязаемого мученика. Вся компания нещадно дергала и изводила его глупыми вопросами и желаниями начиная с того момента, как он в три часа дня снова появился в их гостинице. Огромный торговый квартал в центре Грашграда, называющийся Масакаран – "Торговое место" на поллахе, как он пояснил – они исследовали уже пять часов, и гид выглядел замотанным до невозможности. Канса про себя жалела этого довольно симпатичного немолодого дядьку с проседью в густой бороде, вынужденного разрываться между желаниями капризных туристов, но выбора у них не оставалось. Если имелся хотя бы небольшой шанс, что он действительно осведомитель местной службы безопасности, он не должен обращать внимания на мелкие странности, в образ простых туристов не вписывающийся.