Коррупция с человеческим лицом
Шрифт:
– Еще какой неожиданностью! – взволнованно проговорила Ирина. – Просто как снег на голову. Не думала, не гадала, что придется с таким столкнуться.
– Вы как-то объясняете для себя происшедшее? Можете назвать какие-то причины, предпосылки? Хотя бы предположительно.
– Абсолютно нет! Я просто… просто ума не приложу. Понятия не имею, что могло случиться. Не знаю, не представляю себе, какие могут быть причины.
– Андрей никогда не жаловался на сердце?
– Никогда в жизни. Он и вообще был здоровым человеком, и, кроме того, всегда старался поддерживать форму. Занимался спортом, не курил. Он, в общем-то, лекарств, можно сказать,
– Понятно. А как он отнесся к неприятностям, которые стали случаться в последнее время? Разбирательство в отношении его, арест? Это очень его расстраивало?
– Расстраивало, конечно. Что ж тут приятного. Но если вы хотите намекнуть, что из-за этого он с собой покончил, то это вообще… из области фантастики будет.
– Андрей был оптимистичным человеком?
– Он был… нормальным. Из-за неприятностей на работе, даже пускай и с арестом, ни один нормальный человек не будет лишать себя жизни. Не говоря уже о том, что Андрей был абсолютно невиновен во всех этих шашнях, в которых пытались его обвинить. Они с Заруцким даже, кажется, какие-то там факты нашли, чтобы ответить. Доказать, что все эти обвинения – ложные. И вдруг… с чего бы он стал…
Голос Ирины задрожал, и, поняв, что она вот-вот потеряет самообладание, Гуров поспешил сменить тему.
– По условиям ареста, Андрей должен был находиться в квартире один?
– Да, судья выставил такое требование. Хотя не очень понятно почему. Ну да ладно, им там виднее. Хоть в тюрьму не упекли, и на том спасибо.
– Ему разрешались прогулки?
– Нет. И даже посещения не разрешались. Только я и адвокат могли приходить. Ну и, конечно, допросы. Когда на допросы возили, за ним машина специальная приезжала. С охраной.
– Время ваших посещений как-то регламентировалось или вы могли приходить когда захотите?
– Могла когда захочу, но всегда должна была докладывать. Чтобы каждый раз им не отзваниваться, я сказала, что буду приходить всегда в одно и то же время по вечерам. Приносила продукты, готовила. Прибиралась, если нужно было. Но Андрей и сам делал уборку, мне почти ничего не оставалось. Скучно ведь целый день сиднем сидеть.
– А по поводу продуктов были какие-то ограничения? – осторожно подходил к главной теме Гуров. – В изоляторах, как правило, все это досматривают.
– Нет, у нас ничего не досматривали. Покупала все то же, что и обычно. Овощи, мясо. Соусы. Андрей острое любил, я ему всегда аджику брала или кетчуп острый.
– В самом деле? – удивленно поднял брови Гуров. – Надо же, какое совпадение! Я, честно вам признаюсь, тоже обожаю всякие острые приправы. Особенно из рецептов кавказской кухни.
– Вот-вот, – оживилась Ирина. – И Андрей также. Что за удовольствие, не понимаю. Я ее, эту аджику, только кончиком языка попробую, потом весь день щиплет. А ему ничего. Полбанки в тарелку выльет и уплетает за обе щеки. Как будто это майонез простой.
– Аджику чаще приходилось покупать, чем кетчуп?
– Да.
– Да, кавказская кухня, она пресного не терпит. Жгучая, как южные мужчины, – улыбнулся Гуров. – Так, значит, вы покупали те же продукты, как и обычно?
– Да, те же самые.
– А вы не могли бы припомнить, когда в последний раз ходили в магазин? Это, конечно, пустяк на первый взгляд, но иногда подобные мелочи имеют важное значение. Если нужно, допустим, уточнить время какого-то события или еще что-то в этом роде, – сам не очень понимая, что говорит, напускал туману Гуров.
– Да я каждый вечер в магазин ходила, – просто ответила Ирина. – Перед тем как к Андрею идти, всегда заходила, покупала что-нибудь из продуктов. Да, кстати, вот вы про соус упоминали. Как раз накануне произошел забавный случай. Набрала я корзинку, хлеба, масла взяла и вот как раз соус этот. Аджику. Стою, на полках что-то рассматриваю. А все идут, толкаются, задевают мою корзинку. Вечер, народу полно, все с работы идут. И вдруг чувствую, что корзинка как-то слегка потяжелела. Оборачиваюсь, а там какая-то девушка мне точно такую же банку соуса ставит. Тоже не глядя. Сама на полках что-то высматривает, а банку эту автоматически в корзинку опускает и не видит, что в чужую. Окликнула я ее, мне, говорю, вторая не нужна. Посмеялись, конечно.
– Да, забавно, – нахмурив брови, проговорил Лев. – И чем же все закончилось?
– А чем оно могло закончиться? Переложила она банку к себе, да и разошлись мы. Вот и вся история.
Полковник не стал уточнять, какую именно банку переложила в свою корзину «милая девушка». Ту ли именно, которую перед этим так ловко подсунула Ирине, или ту, которая изначально находилась в корзине доверчивой женщины.
Самому ему ответ на этот вопрос был уже известен, а Ирину подобное внимание к деталям могло бы навести на ненужные мысли. Какой смысл усугублять горе бедной женщины? Ведь сделанного уже не поправишь.
– А что вы искали на полках? Я имею в виду, в тот момент, когда к вам в корзину попал чужой продукт?
– Я? – удивленно взглянула Ирина, явно не понимая, зачем нужны такие подробные детали. – Хотела молочного чего-нибудь купить. Ряженку или кефир. Но все было какое-то давнишнее, так что ничего брать не стала. Ограничилась соусом.
«Да, кроме соуса, пожалуй, больше ничего и не требовалось, – угрюмо размышлял Гуров. – «Молочного чего-нибудь». Что и говорить. Полки с молочными продуктами – как раз те самые, где нужно искать банку с кавказской аджикой. Видимо, именно оттуда взяла ее «милая девушка», прежде чем «нечаянно» положить в чужую корзину. Ведь не вытащила же она ее из своей, чтобы переложить специально. Нет-нет, такого и быть не может. Зачем бы ей это могло понадобиться?»
Для того чтобы понять, как было организовано преступление, не нужны были особенно сложные логические построения, и в целом Лев уже довольно ясно представлял себе весь ход процесса.
Но имя постановщика этого спектакля, а также причина, по которой ему понадобилась эта постановка, пока оставались тайной за семью печатями.
– Так, значит, вы купили продукты и, как обычно, пришли, чтобы приготовить Андрею еду? – продолжил он.
– Да.
– В его поведении или настроении вы не заметили чего-то необычного, странного? Волнения или, наоборот, чрезмерной апатии?