Корсар и роза
Шрифт:
Лена дрожащей рукой открыла ящик и вручила внуку документы, относящиеся к Стефано Бенини.
— Положи в свой портфель, — приказала она. — И вот это тоже спрячь.
Это были три скатанных рулонами и перевязанных шпагатом куска замши с драгоценностями Одетты. Спартак тщательно закрыл «дипломат», и они отправились в ресторанчик, который Лена пожелала осмотреть, заглянув во все уголки, прежде чем уселась за стол.
Сидя за тарелкой спагетти по-эмилиански, Спартак рассказал бабушке о намерениях Маргериты.
— Она просто в панике, бедная девочка, — отреагировала Лена.
— И ты думаешь,
— Насколько я ее знаю, нет, этого недостаточно, — рассеянно ответила старая дама.
Она оглядывалась по сторонам, стараясь представить себе, как выглядело это место, когда ей самой было восемнадцать, а Спартак ходил сюда танцевать с Альбертой Бенини. По-видимому, с тех пор мало что изменилось, несмотря на все прошедшие годы. В кухне старомодный ледник уступил место современному холодильнику. Ручной насос, качавший воду из каменного фонтана, сменился обычным водопроводным краном, электричество вытеснило керосиновые лампы. Зато стойка, как и в прежние времена, была оцинкованной, массивные деревянные столы и слегка расшатанные стулья, безусловно, восходили к 30-м годам.
В цветущем саду, защищенном старинными стенами и навесом из дикого винограда, царила приятная прохлада. Казалось, здешняя атмосфера все еще хранит юношеские секреты Спартака Рангони.
— Интересно, растут ли еще каперсы на городской стене, — сказала Лена, обращаясь скорее к себе самой, чем к внуку. — Я тебе рассказывала, что твой дед в детстве лазил на стены, собирал их и продавал владельцам ресторанов? — добавила она.
— Да, ты мне рассказывала. Но нам надо поговорить о Маргерите, — нетерпеливо заметил Спартак, возвращая ее к реальности.
— Твоя тетка очень неравнодушна к украшениям. Настоящая сорока: как увидит что-то блестящее, моментально теряет голову. Ты можешь ее убедить отказаться от задуманного — если она действительно что-то задумала — в обмен на горстку камешков несчастной Одетты, — уверенно заявила Лена.
— Я так не думаю. Дядя Джованни обязательно об этом узнает и мама тоже. Они потребуют свою долю, — с недюжинной для его возраста проницательностью возразил Спартак.
— Ну и что? Я же не возьму эти украшения с собой в могилу. И вообще, мои дети куда разумнее, чем может показаться на первый взгляд.
— Ты твердо в этом уверена?
— Нет. Иногда они представляются мне такими, какими я хотела бы их видеть. Очень трудно сохранить единство в семье, когда речь заходит о деньгах, — горестно вздохнула Лена.
— Но ведь твоя собственная семья была нищей, — напомнил Спартак. — Однако, судя по твоим рассказам, я что-то не вижу, чтобы вы все были так уж дружны.
— Не напоминай мне о Бальдини, а не то я поперхнусь, — пригрозила Лена.
— Вот видишь? Деньги тут ни при чем.
— Что ж, мои дети и в самом деле очень похожи на моих покойных родственников. В особенности твоя мать. И все же деньги портят людей, попомни мои слова. Мы с твоим дедом никогда не были так счастливы, как в те времена, когда были бедны. И вообще, хватит спорить, я устала, и ты должен отвезти меня домой.
— Бабушка, ты должна собрать всех членов семьи. Это совершенно необходимо, — тревожно повторил внук.
—
Спартак понимал, что эта встреча должна стать решающей. Ему нужно было правильно использовать свои козыри, чтобы сорвать банк в игре с родичами, особенно с матерью. Одна мысль об этом заставляла его нервничать, и бабушка догадывалась, что творится у него на душе.
— Успокойся, малыш, все пройдет отлично, вот увидишь. В конце концов, они только того и ждут, чтобы появился кто-то новенький, кто будет таскать для них каштаны из огня.
— Но они же мне не доверяют, — возразил Спартак.
— Зато я тебе доверяю, и Тоньино тоже. Этого более чем достаточно, — заверила его бабушка.
— Как же это так получается: твой первый муж в курсе всех семейных секретов, о которых даже внуки не знают? — полюбопытствовал Спартак.
— После войны, когда он вернулся в Италию, мы с ним часто общались. Что ни говори, а не кто иной, как твой дед, помог ему, когда Тоньино эмигрировал в Америку. Корсар познакомил его с нотариусом Беллерио. И Тоньино не забыл оказанной ему услуги.
— Может быть, есть что-то еще, о чем мне следует знать? Всякий раз, как ты открываешь рот, я узнаю нечто новенькое.
— Жизнь Спартака Рангони была куда более таинственной и сложной, чем жизнь Антонио Мизерокки. Даже я, хоть и прожила с ним до самой его смерти, знаю далеко не все. Очень многое так навсегда и останется в тени. Помню его последний телефонный звонок из Чикаго. «Маддалена, — сказал он мне, — приготовь «каппеллетти» [49] в бульоне. Увидимся завтра». Он всегда радовался, как ребенок, возвращаясь домой из поездки. А потом добавил: «Помнишь, как нам с тобой пришлось бежать из Болоньи во время войны?» Я этого, конечно, не забыла, но никак не могла понять, зачем он об этом спрашивает тридцать лет спустя. Задала ему прямой вопрос, а он мне ответил загадкой: «Похоже, нам опять придется удирать». Твой дед никогда ничего не говорил впустую. Я вспомнила эти его последние слова несколько часов спустя, когда мне сообщили о катастрофе.
49
Разновидность пельменей.
— А я слыхал, что во время войны дедушка был мобилизован и служил в Болонье, — заметил Спартак.
— Да, это так. А я с детьми уехала в Луго. В Болонье бомбы падали с неба дождем, и мы укрылись в доме старых Рангони. Пережили разрушения, нищету, гибель близких. И все же для меня это были счастливые годы. Мне неловко признаться, но это так.
ЖИЛИ-БЫЛИ…
Глава 1
Италия вступила в войну на стороне Германии. Эта новость ошеломила Спартака, как и всех тех, кто не прислушивался к демагогии Муссолини и не обращал внимания на пропаганду «молниеносной войны».