Корсар. Наваждение
Шрифт:
– Шутник. Джокер, – в тон ему добавил Корсар.
– Ну, до Джокера тебе…
– Как обезьяне. До Китая – раком. Прямоходящей обезьяне, есссссс-но. Итак? Со мною все будет как и мечталось: «Кто не курит и не пьет, тот здоровеньким умрет!» Так? И – жить стану долго и счастливо? С кем? Со всеми самками подходящего экстерьера! Это – бодрит! Очень бодрит. Как там, у народа?
– «Поживешь подольше – увидишь побольше».
– Вот именно. Так почему я все еще жив?
– Если коротко… ты – умеешь догадываться. А тот, кто умеет догадываться, имеет право на то, чтобы знать.
– Спасибо, барин, за доброту и ласку…
– Опять ерничаете, Корсар.
– Да
– Это просто. Мы сделаем вам еще одну инъекцию, и вы – станете своим.
– Да? – Корсар вынимает из планшета лист рукописи с древним рисунком. На нем – человек с пустыми глазами и застывшим лицом. – Таким?
– Ну зачем же так примитивно? С тех пор тысяч пять с половиной годков минуло. И мы кое-чему научились…
– Но я стану… подконтрольным? Душой и телом?
– Контролируйте сами как хотите – и первое и второе, – явно устало отмахнулся Савельев. – Просто от того, что вы уже получили в дар и еще получите, вы не захотите отказаться!
– Вы уверены?
– Абсолютно. За… много-много лет – никто не отказался. Никто.
– Профессор, анекдот хотите? Мужик покупает водку в ночном ларьке, спрашивает: «Не паленая? Не отравлюсь я?» – «Ну что вы! – отвечает продавец. – Никто не возвращался, не жаловался».
Иван Ильич поморщился:
– Это все, что вы хотите сказать?
– Нет. Но выводы сделать хочу. Пока не поздно.
– Для нас – никогда не поздно.
– Профессор, а другой анекдот помните? Больной с трепетом спрашивает врача после операции: «Доктор, я жить буду?» – «Будете, батенька… – вздыхает доктор, смотрит на пациента долго и сочувственно и добавляет: – А – зачем?» Вот и я спрашиваю: зачем?
– Так это тебя действительно волнует, Корсар? Зачем ты будешь жить?
– Именно. А вас, Иван Ильич, – нет?
– За годы… как-то притупилось. Как сказал один иностранец, которому всего-то восемьдесят пять с небольшим: привык жить.
– Ничего. Обострим. – Корсар развел губы, обнажив безукоризненные зубы в хищном оскале: – Каждый мужчина в жизни решает для себя только эти два вопроса: «зачем живешь» и «как живешь». Но именно от решения первого зависит все остальное.
– А «как» – тебя уже не тревожит? Заводы, пароходы, яхты? Ах да – есть еще два – с кем и сколько. Не обидно? Одному отмерено сорок, другому девяносто, а третий, понимаешь, еще в сто двадцать по горам скачет горным таким козлом… Или – еще где. В смысле – «на ком».
– Если мне будет – зачем жить, то вопросы «как» и «с кем» я решу сам. С Божьей помощью. А «сколько» – зависит почти полностью от Него.
«Профессор» судорожно хохотнул, подавился вдруг дымом, откашлялся.
– Когда как. Порой – наоборот… – Вздохнул, еще раз затянулся, произнес спокойнее, словно читая нерадивому студенту лекцию: – Именно поэтому, Корсар, тебя и выбрали. Большинство людей вовсе не задаются вопросом – зачем, когда дело касается их жизней! Их интересует только «как» и «сколько».
– Я тоже не ангел. Так – «сколько» и в каких купюрах?
– Можешь не волноваться. Деньги – это не существительное. Это – прилагательное. Ну? Можно принимать твое «не ангел» за согласие?
– Нет. У меня вопрос.
– Слушай, ступай-ка на передачку «Что? Где? Когда?», вот там и умничай. Время ограниченно. Особенно у тебя, не забыл?
– Нет. Но вопрос задам. Один.
– Ну если только один. Раз уж ты «такой внезапный»…
– Что конкретно мне нужно сделать? Или – кого конкретно устранить? За ваше «благодеяние»? И где гарантия – что сам я после останусь жив?
– Гарантии дает только страховой агент. Но – не выполняет, как правило. Клиент-то мертв.
– Я вот что себе думаю: есть человек или люди, которые крепко вам мешают. Вам, господин Савельев, «профессор изящных искусств», лично вам, а не мифической организации… И я могу к ним подойти. Затем и нужен… пока. И – или устранить сам, или вывести его или их – на стрелка. Ну, что вы молчите?
Вы же сами сказали: кто умеет догадываться, имеет право на то, чтобы знать? Я прав?
Едва слышно смазанный затвор прошел небольшое расстояние, загоняя патрон; щелчок предохранителя, смягченный каучуком, был более похож на звук сломанной спички. Оптика прицела приблизила на максимально близкое расстояние лица «профессора» и Корсара.
«Профессор» усмехнулся, бросил сквозь зубы: – Жизнь покажет. – Пожевал фильтр сигареты, жестко зажал в зубах: – Или – смерть.
Глава 17
При слове «смерть» у Корсара вдруг как-то нехорошо заломило виски. И еще – показалось, что стоит он вовсе не на смотровой площадке бывших Ленинских гор теплой летней ночью, а где-то в поле – бескрайнем, стылом, и поземка метет, но только понизу, леденя щиколотки, а мороз столь силен, что небо прозрачно и пустынно дальней сияющей голубизной, и при взошедшем уже низком солнце – видны звезды…
То ли мнится, то ли снится, то ли кажется,Как телега колесницей закуражится,Сонной вьюгою завертится, закружится,Завихрится, заискрится, занедужится!Застудиться не страшась и заметелиться,В ней возница – Белый Князь – над полем стелется,Белой птицей, белой лебедью – загадкоюОн над миром тихо царствует украдкою.То метелью, то пургою куролесится —Под затянутой рекою бесы бесятся.В мутном омуте, промерзшем до излучины, —Души черные до времени умучены.Белый Князь летит сквозь тверди неба ломкие,Где от стужи цепенеют звезды звонкие…И пока – его черед под небом маяться,Биться оземь и в грехах студеных каяться,Миру дремлется темно, но сны весенниеОбещают пробужденье и спасениеХрабрецам, что полюбить опять отважатся —То ли мнится, то ли снится, то ли кажется… [25]25
Стихотворение Петра Катериничева «То ли мнится…».