Корсар. Наваждение

Катериничев Петр Владимирович

Для этой страны не существует никакого закона, она молчаливо, упорно и тайно хранит то, что является ее душою… И потому ему, Властителю, никогда не избавиться от мучительного страха небытия… Покориться этой неведомой тайне он не желал, а постичь – не мог.

В чем она, тайна этого народа и этой земли, называемой нежным словом, похожим и на посвист пущенной из чащобы смертоносной стрелы, и на имя здешнего желтоглазого лесного зверя, и на шепот осоки на ранней заре над сплетенными телами влюбленных – Русь…

– Русь, – повторил Корсар одними губами, открыл глаза… Вокруг была густая и темная пелена во ды, когда

и как он в нее провалился – понять было невозможно. А сейчас его волокло потоком куда-то вверх, и сквозь смеженные ресницы он почувствовал свет и еще через минуту – вынырнул из омута, и оказалось, что он стоит на слабых, трясущихся ногах на отмели, а мимо несет мутную, покрытую гарью и щепой воду, всю испещренную маленькими водоворотами…

Запрокинул голову, посмотрел вверх… Чуть-чуть подсвеченное заревом недальнего пожара небо было влажным, низким, дождливым… Корсар ощутил за плечами тяжесть автомата Калашникова, передвинул его на грудь, огляделся и, бесшумно ступая сквозь разросшуюся осоку и дурман, шагнул к берегу…

…Утро выдалось сумеречным, непогодным. Облака затянули небо, накрапывал легкий дождичек. Не менее тридцати – сорока черных фигурок лежало вокруг пакгауза. Пулеметный огонь оттуда смолк, и командиры групп отдавали короткие лающие команды – бойцы в черном охватывали пакгауз плотным полукольцом, не прекращая поливать огнем из бесшумных автоматов типа «скорпион» две молчащие амбразуры. На всех – были темные светофильтровые очки, хотя день летний выдался совсем невзрачным, квелым.

Когда бойцы подобрались уже вплотную к пакгаузу – раздался огромной силы взрыв, разметавший, расшвырявший по сторонам всё: бревна, кирпич, превращенный местами в мелкую труху, фигурки в черном, деформированные ударной волной и казавшиеся мягкими, как тряпичные куклы… Они и падали на землю с безжизненным чавканьем, словно внутри не осталось ни одной целой кости. Да так, видимо, и было.

Два крытых полновесных, на базе «Газ-130» грузовых фургона, словно игрушки или щепки, перевернуло взрывной волной вверх колесами. Еще три фургончика, поменьше – тоже смело, покатило, ударило о деревья… А еще через пару минут на все оставшееся, живое и неживое, посыпались бревна разметанного пакгауза, кирпичи, глыбы камня фундамента, какие-то горящие ошметки… А на месте пакгауза зияла громадная воронка.

Прошло, наверное, еще с минуту, громыхнуло вновь, но гораздо слабее, где-то в километре выше по течению малой речушки. Минуты через две по реке пошла волна, заливая все вокруг.

Генерал Игнатов, сидевший в «ровере»-фургоне поодаль, опустил бинокль, надел темные очки, процедил водителю сквозь зубы:

– Умели жить люди…

– Это – фугасы, – безэмоционально произнес сидевший рядом старший лейтенант. – Немецкие, скорее всего, штуки три, полутонные. Пакгауз со времен войны и заминирован был. И – дом. Поэтому мы ничего и не знали. А вторым номером – запруду в километре выше взорвали. Там послабее был заряд, но… Как говорится, и концы – в воду.

– Умереть сумели красиво… – Генерал, казалось, даже не расслышал, о чем ему только что доложил помощник. – Всех с собою пригласили… И своего Корсара, и наших молодцев… И никто от приглашения не отвертелся… – Помолчал, снял очки, помассировал переносицу. – А казались – бессмертными… – Не глядя, приказал: – Добейте раненых. Всех. –

Подумал, дополнил: – А еще лучше, чтобы от них – ничего не осталось. Совсем.

– Это займет какое-то время…

– Теперь это не важно.

– Есть.

Он выпрыгнул из автомобиля, надел длинный, до пят, плащ, явно тяжелый, на голову – сферический, отражающий свет шлем и стал вовсе похож на марсианина… Сказал что-то тихо в переговорное устройство; через пару минут дверца фургона отъехала в сторону, и оттуда медленно вышагнули еще шестеро таких же «красавцев»; за плечами всех шестерых были, подобно аквалангам, закреплены баллоны: один с напалмом, другой со сжатым кислородом. Тяжелой походкой вся эта команда пошла по разоренному пепелищу, поливая огнем убитых, раненых, контуженных, безбоязненно ступая по остаткам кирпича, стали, огня ботинками на толстенных, защищенных титановыми пластинами подошвах.

Игнатов закурил сигарету, выпускал дым и сидел расслабленно и немного понуро. Набрал трубку, произнес:

– Всё по нулям. Да. Груз «двести». Все. Уверен? – Генерал даже хмыкнул, еще раз взглянул на останки пакгауза, дома, на огромную воронку, что со временем непременно превратится в пруд, повторил: – Абсолютно уверен, Родион Христианович. Не волнуйтесь, мы примем меры.

Игнатов нажал отбой, вылез из автомобиля. Закурил, с удовольствием затянувшись. Пробормотал про себя: «И Брюс, и Боур, и Репнин…» Ну, с Яковом Брюсом-то все ясно, а как генерал от кавалерии Боур в эту компанию закатился, а?

А впрочем, какая разница? Он, генерал Игнатов, – в деле и при делах. На «третьей ступени» курса. Через пару месяцев резь в глазах пройдет, а способности останутся. Нет, жаль, конечно, что эти волхвы все унесли с собой… Но – найдем новых. За триста лет, что ему уже начислили, он непременно найдет всех – волхвов, ведуний, прорицателей, – а также причастных и даже просто замешанных. Так и будет. Все-таки он, Игнатов, – генерал, а не сявка. И генералом стал не из-за каких-то там «дарёных способностей» – своим умом, талантом, волей… Там, где нужно было, – и подставами, интригами, доносами… Чтобы стать генералом, мало побеждать врагов. Нужно вовремя сдавать своих. Хороший профессионал – первый конкурент.

«А первый шел вперед, не зная броду… и на воде оставил лишь круги…» Первые на то и первые, чтобы становиться героями. Посмертно. Как дальше у классика? «А тот второй, что шел за первым следом, не утонул, и шеи не сломал, и путь прошел, и возвестил победу, и первым стал, и встал на пьедестал…» Игнатов снова улыбнулся, присел на подножку фургона, в каком-то абсолютно ребяческом настроении, только что ногами не болтал, вынул из кармана специальный стаканчик и игральные кости, встряхнул, бросил. Так и есть: все пять легли – шестерками вверх. «Тузовый покер».

– Везет? – услышал генерал вопрос, поднял глаза и замер, чувствуя, как кровь отлила от лица, сделав кожу пористой и белой… Он словно увидел себя со стороны: иссиня-бледный субъект с красными ободками вокруг век. Ответил, с трудом двигая челюстью, ее словно свело:

– С утра – везло…

– А сейчас как?

– Пока… не знаю. – Игнатов скосил глаза на выпавшие кости, понизив голос, вымолвил не подобострастно даже и не обреченно, а с той фатальной покорностью, которая отличает людей… как безрассудно смелых, так и просто – безрассудных: – Как скажете.