Корсар
Шрифт:
— Откуда у вас сведения, будто мы помогаем шведам? — задал вопрос стоявший справа чиновник.
— От капитана одного из корсарских судов, — ответил я, показав на Вейлра дю Ганьо. — Он может вам рассказать, кто из ваших таможенных чиновников и как помогает вашему врагу.
— Швеция нам не враг, мы подписали мирный договор, — упрямо повторил стоявший справа.
— Вот я и говорю, что у вас мирный договор со Швецией, поэтому вы и помогаете ей, как умеете, вредя своему бывшему союзнику. Представляю, как эта новость обрадует моего короля. Уверен, что он припомнит ее, когда вы в следующий раз обратитесь к нему за помощью, — сказал я.
Стоявший справа чиновник собирался было еще что-то
— Мы передадим ваши слова своему руководству. До получения ответа воздержитесь от продаж.
— Я подожду только до утра, чтобы вы не успели позвать шведов, — уколол я напоследок.
Они вернулись утром, когда только начало светать. У обоих в горле все еще было по селедке, но, видимо, уже разрезанной на две или даже три части. Может, мне показалось, но вроде бы тот, что стоял вчера слева, теперь был справа.
Он и изложил решение своего правительства:
— Захваченные корсарские суда можете продать здесь, а торговое — в какой-нибудь другой стране.
Как подозреваю, пока я буду продавать фиш-гукеры, датчане предупредят шведов о флейте. И вроде будут ни в чем не виноваты.
Покупатели на оба бывших корсара нашлись на второй день. Рыбацкие суда голландской постройки здесь ценят. Я скинул всего процентов пятнадцать от средней цены. Оба судна купил бодрый коротконогий толстячок, который во время ходьбы напоминал подпрыгивающий мячик. Семь тысяч ригсдалеров или, как их еще называли, ригсортов — местных аналогов серебряного талера — он привез в кожаном мешке, который был кругл, как мячик. Уверен, если мешочек уронить на палубу, он будет подпрыгивать точно так же, как его хозяин.
Я уже собирался сниматься с якоря, но с флейта передали, что назначенный на него капитаном Хендрик Пельт еще не вернулся с берега. Он прибыл через полчаса на четырехвесельном тузике, причем направился первым делом к шхуне. Выражение лица было такое сосредоточенное, будто привез известие о готовящемся нападении на нас шведских кораблей. Вполне возможно, что шведы уже знают о нас, но вряд ли у них есть поблизости военные корабли.
— Я прослужил вам много лет верой и правдой, — начал торжественно Хендрик Пельт, — но я уже старый, здоровье начало подводить. Хочу осесть на берегу.
— Дело твое, — не стал я возражать. — Если хочешь, можешь плыть домой прямо отсюда. Долю с гукеров получишь сейчас, а с флейта — передам вексель с оказией.
— Вот я и хотел поговорить на счет флейта, — уже менее торжественно произнес он. — Хочу купить его вместе с оставшимся грузом. За исключением причитающейся мне доли. Я договорился с местными банкирами, дадут кредит под груз. Если судно будет мое, под голландским флагом, мне разрешат продать здесь груз.
Так понимаю, на сам флейт у него денег хватает и без кредита. Что ж, он мне, действительно, прослужил верой и правдой много лет. Пусть на награбленное встретит достойно старость. И мне не надо будет думать, как довести приз до Нарвы.
— Я не против, — сказал ему.
На груз тут же нашелся покупатель, так что банковский кредит был лишь прикрытием. Флейт оценили из расчета пятьдесят талеров за тонну водоизмещения. Хендрик Пельт, получив свои доли от проданных фиш-гукеров и оставшегося на шхуне груза, рассчитался с нами за флейт и стал его владельцем. Судно сразу ошвартовалось к пирсу для выгрузки и последующей погрузки бочек с селедкой, чтобы отвезти их в Амстердам. Экипаж Хендрик Пельт оставил старый, только капитана списал. Наверное, чтобы капитан побыстрее сообщил Петеру Гигенгаку, что у того непредусмотренные изменения в бизнесе. При расставании мой бывший шкипер даже прослезился малость. Наверняка сбылась мечта, которую он вынашивал всю жизнь. Мне стало жалко Хендрика
72
По пути в Нарву нам не попалось ни одного торгового судна под шведским флагом. Видел караван из шести торговых судов под английским флагом, которые шли от Ирбенского пролива, наверное, из Риги или Вентспилса, который сейчас называется Виндава и является довольно крупным портом по меркам Балтийского моря. Военного шведского флота не увидели даже на рейде Таллина (Ревеля). Шведские военные моряки пока предпочитают в холодную погоду стоять в Стокгольме, готовиться к зиме.
Из Нарвы я отправил Александру Меньшикову, как губернатору города, отчет о проделанной работе — захвате двух корсаров и шведского флейта с грузом, к которому приложил в серебряных монетах десятину, причитающуюся государству, судовые документы и грузовую декларацию флейта, оба шведских корсарские патенты и рекомендацию на Вейлра дю Ганьо. Еще одно письмо было послано в Москву директору Московской навигацкой школы Якову Брюсу с отзывами на присланных ко мне на практику гардемаринов. Самих гардемаринов, как и остальных матросов, отпустил на зиму по домам. Им теперь было, на что погулять и о чем рассказать соседским девицам и не только. Морские пехотинцы остались охранять судно и нести службу в городском гарнизоне. Они — из бывших крепостных, отпуск им не положен. Часть привезенного груза оставил себе, а остальное продал псковским купцам, получив примерно на треть меньше, чем если бы реализовал в Копенгагене.
Награбленное вложил в развитие российской экономики — накупил поместий и лесов, которые по дешевке продавали шведские дворяне, у которых собственность не конфисковали, что не прибавило им желания становиться подданными русского царя. Как ни странно, таких было много. Поимев возможность увидеть российскую армию в деле, они перестали верить, что эти земли вернуться в собственность шведской короны. Также накупил разных мелких предприятий типа водяных и ветряных мельниц, лесопилок, мастерских по производству льняной ткани и пеньковых канатов.
Зимой коротал вечность привычным образом — охотился и изображал из себя примерного семьянина. В первом мне активно помогал Вейлр дю Ганьо, а во втором — любовница Марта Зуяне. После Святок пришло письмо от Александра Меньшикова из Минска, где он находился с вверенной ему конницей, с приказом отправить французского капитана в Санкт-Петербург, где его проэкзаменуют и, если подтвердит, так сказать, квалификацию, возьмут на службу. Вместе с Вейлром дю Ганьо уехала и моя любовница. Она приглянулась старому одинокому капитану и стала все больше раздражать Анастасию Ивановну, а жену надо беречь, потому что следующая может оказаться еще хуже. Нынешняя больше не нуждалась в советах горничной из Лифляндии. Анастасия Ивановна стала местной законодательницей мод и завела салон, в котором собирала и подкармливала местных богемствующих ничтожеств. Впрочем, слово «Богемия» еще не обрело второй, культурно-уничижительный смысл, это пока одна из частей Священной Римской империи, и в будущем станет основной частью Чехии. Как и положено, у моей жены была соперница — жена коменданта Ивангорода подполковника Инглиса, зятя Якова Брюса, благодаря которому и получил это теплое местечко. Дамы на дух не переносят друг друга. Не знаю, кто из них завел салон первой, но не сомневаюсь, что вторая сделала это в отместку. Анастасия Ивановна побеждала в силу богатства своего мужа, хотя прихлебатели ежедневно и старательно уверяли, что именно из-за ее более тонкого чувства красивого и любви к искусству. Я не разубеждал ее: жену надо беречь…