Корсары Николая Первого
Шрифт:
– Твое?
– Да. Ой, дяденька, не бейте его, пожалуйста, он хороший. Озорной только…
Девушка – а на вид, как оказалось, она если и младше Верховцева, то максимум на год-два – подскочила и принялась стягивать с плеч мичмана нежданный груз. Получалось с трудом. Кот, а кто ж еще это мог быть, отчаянно сопротивлялся, вонзая когти в рубашку, а заодно и в кожу под ней. Теперь настала пора мичмана зашипеть.
– Кошка на корабле – к несчастью, – наставительно поднял палец один из людей Матвеева. Был там один такой – степенный и обожающий всех поучать. – За борт ее…
Хозяйка зверя сжалась,
– Панкратыч, ты б глаза разул. Где ты кошку видишь? Это, к твоему сведению, мальчик. И притом, самая настоящая рысь.
Действительно, на руках у хозяйки уютно устроился и тут же довольно заурчал совсем еще молодой рысенок. Народ приблизился, и настроение у всех дружно переменилось. Следующие несколько минут на палубе царил смех, в котором утонуло бурчание Панкратыча о том, что рысь – тоже кошка.
В один миг зверь превратился из объекта охоты в любимца команды, которого все желали погладить, потискать и угостить. Вот так оно и бывает, оказывается. Мичман улыбнулся про себя и тихонько, пока никто не видит, отправился в свою каюту промокать трофейным виски многочисленные царапины. Кое-какие из них были длиннее и глубже полученной в последнем бою, а потому пренебрегать этим действом точно не стоило.
В дверь негромко постучали.
– Войдите, – буркнул Верховцев. Царапины, прижженные алкоголем, неприятно саднило. А ведь это он только запястье, по которому когти слегка прошлись, осторожненько протер. Что он будет чувствовать, когда займется ногой и плечами! Предвкушение никаких радужных мыслей не вызывало. И это еще не говоря о том, что рубаха превратилась в окровавленные лохмотья. Да и штаны кровью тоже испачканы, не отстираешь. Одни убытки с этими домашними любимцами.
– Ваше благородие, я… вот… Не побрезгуйте.
Голос был женский. Верховцев повернулся и обнаружил ту девушку, что упустила своего котенка. И что ей тут надо? Именно этот вопрос он и озвучил, правда, максимально мягко. Все же она хоть и из простых, но – женщина, а этикет в Александра вбивали с детства и наглухо.
Как оказалось, гостья пришла, чтобы исправить то, что натворил ее котофей. Ну, как исправить… Время назад не отмотаешь, но вот помочь в обработке многочисленных царапин она и впрямь могла, притащив какую-то мазь. Что именно вошло в ее состав, для Александра так и осталось тайной, однако она приятно пахла хвоей с морошкой и чуть холодила кожу.
Кстати, это Верховцеву очень понравилось. Имел он дело с врачами, и еще в детстве пришел к выводу: они старательно, изо всех сил стараются, чтобы их лекарства были как можно более горькими и противными на вкус. А мази, соответственно, вонючими донельзя. Судя по запаху из лазарета «Миранды», английские врачи придерживались аналогичной философии. По сравнению с ними, то снадобье, что втерла ему в пострадавшие плечи (ногу он все же решил обработать сам) гостья, ощущалось как изысканное блюдо.
А еще этот визит заставил мичмана долго раздумывать после ухода гостьи. Как ни странно, не о том, как бы приударить за красоткой. Она, конечно, симпатичная, но Александр понимал: после долгого перехода моряку и кикимора принцесса. Нет, думал он совсем о другом.
Александр
Дворянки. Девушки его круга. Большинство из них смотрели на окружающих чуть свысока. Чем больше денег у родителей – тем больше высь, в которую они мысленно залетали. Встречались среди них романтичные особы, но чаще всего, вне зависимости от своего положения, они смотрели на окружающих оценивающе. Так, словно размышляли, кому и за какую цену себя продать. Возможно, тут играл роль юношеский максимализм, но поворачиваться к ним спиной не хотелось – прыгнут сзади и сожрут. Равно как и открыть душу – плюнут запросто.
Крестьянки из крепостных. Пока дети – непосредственны, однако, чуть подрастя, начинают выглядеть полностью забитыми. Еще вчера они с тобой играли в чижика, а сегодня глаза поднять боятся. И понятно было бы, если б это относилось только к барину, но они и к родителям начинают относиться так же. Александру было их искренне жаль.
Горожанки. Те опускали взгляд, вот только частенько Верховцеву казалось, что все это показное смирение не более чем маска, скрывающая здоровенную фигу в кармане. Мол, не для тебя краса такая. Учитывая, что многие горожане, особенно из купцов, были куда богаче провинциального дворянина, удивляться тут нечему.
А вот здесь ему, похоже, попался новый типаж. Сильные, уверенные в себе… Да вот хоть эту взять. Как там было вначале? «Ваше благородие»? Небось, после сурового внушения Гребешкова. Освоилась – мигом перешла на «ты», без панибратства, но и без смущения. Притом, что формально сама крестьянка. Вот только на виденных Александром ранее совершенно не похожа. К слову, оказалось, что рысенка она сама из лесу принесла зимой, отбив от волков, против которых не побоялась выйти с отцовской двустволкой. Зачем в лес пошла? Да капканы проверять. В общем, совершенно неожиданные тут люди, и по всему выходило, что взгляды на жизнь стоит пересмотреть.
Все же на «Санта-Изабель» было комфортнее, отстраненно подумал Александр, глядя на переливающиеся всеми оттенками синего океан. Оспорить эту мысль было сложно – более крупный торговый корабль был заметно лучше приспособлен к походу. И устойчивее, и просторней. Однако, как ни крути, но место офицера на мостике боевого корабля, а потому Александр вынужден был перебраться на «Миранду». С собой взял своих людей, в помощь им поляков, ну и у Матвеева несколько человек выцыганил.
Купец, оставшийся командовать «Санта-Изабель» во главе почти одних испанцев да единственного помора, хорошо знавшего эти воды, громко матерился по этому поводу, но правоту мичмана понимал. А куда деваться? Не бросать же трофей. Теперь, пусть и с урезанными донельзя экипажами, оба корабля двигались вперед под парусами. Раскочегаривать машину Александр пока не рискнул, да и уголь берег, так что она хоть и была под парами, но по самому минимуму.