Кортик капитана Нелидова
Шрифт:
– Какой ты горячий! – прошептал он едва слышно. – Да, я участвую. А что? Есть иной выбор?
– Выбор всегда есть. Например, умереть, – прошептал я.
– То-то я и смотрю. Ты не умирать ли собрался?
Смущенный его проницательностью, я затих. Действительно, мысль о смерти не казалась мне такой уж глупой. Смерть – возможный выход на все случаи жизни. Нет, я никогда не одобрял самоубийц. Но в наше бурное время возможностей умереть всегда предостаточно. Причём умереть красиво, защищая правое дело.
– Всё же я не пойму, Иван. Ты подался к красным, разочаровавшись в белом деле, или наоборот?
Он прикоснулся к моему лбу ладонью, безошибочно найдя его
– Белое дело? Не сказал бы, что оно такое уж белое. Больше пятен, чем белизны. – Я отшатнулся, оттолкнул его руку. – Русскую землю попирают оккупанты. Армия генерала Краснова сформирована при содействии австро-германских оккупационных войск. На Украине по приблизительным прикидкам было двадцать пять вербовочных пунктов…
– Ты хорошо информирован… Двадцать пять вербовочных пунктов! Сам считал?
– Постой! Твой фон Розенберг, прежде чем передать командование фон Нефу [8] , вел переговоры с германцами. Для этого в Петроград специально откомандировали некоего гауптмана. Фамилия не называлась, но он встречался в членами некоей гвардейской офицерской организацией…
– В Питере?
– В Питере.
– Зачем ты мне это рассказываешь?
– Затем! Офицеры Генштаба столковались с германцами! Вот послушай, какие условия были выдвинуты: Русская добровольческая армия формируется по соглашению с императорским правительством Германии. Были определены и желательные районы формирования. Это русские области: Двинск, Вильна, Валк, Вольмар, Венден. Формирование армии должно производиться под прикрытием германских оккупационных войск. Армия комплектуется местными русскими офицерами и добровольцами. Но не только ими. Из Петрограда при помощи германцев должны быть переправлены офицеры и добровольцы. Причем многие из них предварительно должны быть освобождены из тюрьмы. В армию так же будут приняты русские военнопленные из лагерей в Германии. Командовать армией будет русский генерал с популярным боевым именем. Причем желательно было бы назначение генерала Юденича, генерала Гурко или графа Келлера. Назначенный командующим генерал будет иметь диктаторские полномочия. Денежные средства на содержание армии они надеялись получить у германского правительства заимообразно. Вооружение, обмундирование, снаряжение и продовольствие так же будут отпускаться германскими военными властями. Так же речь велась и о созыве Русского монархического съезда с целью формирования Временного правительства России. Все установления политического характера должны быть выяснены на Монархическом съезде и утверждены избранным Временным правительством. Армия по окончании формирования должна быть приведена к присяге законному царю и Русскому государству.
8
Генрих Генрихович фон Неф (1880–1950) – полковник лейб-гвардии 4-го Стрелкового полка, герой Первой мировой войны. Участник Белого движения в чине генерал-майора. С ноября 1918 года по январь 1919 года временно командовал Отдельным Псковским добровольческим корпусом.
Устав от собственного красноречия, я замолчал. Юрий тоже безмолвствовал и не шевелился. Через несколько минут мне в голову пришла бредовая мысль, что он просто-напросто заснул под моё бессвязное бормотание.
– Почему же, ты рассуждаешь вполне связно.
Фраза, произнесённая им очень тихим голосом, оглушила меня, как оглушает залп гаубичной батареи.
– Наверное, был какой-то документ, подписанный неизвестным тебе гауптманом и офицерами-генштабистами? – тише прежнего спросил Юрий.
– Был. Я заучил его наизусть.
– Ты присутствовал на этой встрече?
Его неподдельное удивление показалось мне странным, но ответил я вполне искренне:
– Нет, конечно. Я не присутствовал. Документ мне показал Булак-Балахович. Он каким-то образом оказался у него.
– Да. Среди нас много предателей, – сказал Юрий.
– И батька Балахович главнейший из них. Грабитель и вешатель. Ты упомянул о предательстве, а я ещё добавлю казнокрадство!
– Оставь Балаховича. Потом. Расскажи о документе. Он действительно был? Кем же подписан со стороны германцев?
В голосе моего собеседника звучало не вполне понятное мне сомнение.
– Не думаю, что это было именно соглашение, – промямлил я. – Скорее записка, подписанная чинами Генштаба и адресованная германскому командованию в Ревеле.
Я помалкивал, пока Юрий, как мне показалось, обдумывал мои слова. Я не мог видеть выражения его лица, лишь что-то смутное шевелилось прямо передо мной, сгусток мрака, размытый ночной темнотой. Но всё же теперь я был уверен в том, что всё переменилось и Юрий совсем не тот, каким явился ко мне бог весть откуда.
– Ты не сказал главного, – проговорил он наконец. – Какие же задачи ставятся перед этой армией?
– Задачи армии, – продолжил я, глубоко вздохнув, так гимназист отвечает перед классной доской назубок заученное упражнение. – Первое: наступление на Петроград и свержение большевизма. Второе: поддержание законной власти. Третье: водворение порядка во всей России.
– Всё?
– Что же может быть ещё?
– Германские войска. Обеспечив армию всем необходимым, они удаляются восвояси под бравурные марши во благо России? Может ли такое статься?
– Возможно, германские войска будут следовать за армией для поддержания внутреннего порядка и престижа власти.
– Иными словами, германские войска участия в подавлении большевизма не принимают? Так было указано в документе?
– Возможно. Ах, это я позабыл.
– Так же, как и имена подписавших документ генштабистов?
– Нет. Имена я помню. Назвать? Впрочем, тебе-то зачем…
– Конечно. Тем более, они мне известны.
Последние слова были сказаны таким отстранённым тоном, что я невольно испугался.
Мы помолчали. Рассвет наступал медленно, но всё же сумерки мало-помалу рассеивались. Однако, если вначале встречи я желал бы, но не мог рассмотреть черты знакомого сызмальства человека, товарища моих юношеских приключений, то теперь я бы предпочёл их не видеть. Уверенность в том, что передо мной именно Юрий Бергер и никто иной, нимало во мне не поколебалась. Однако теплота первых минут встречи странным образом улетучилась.
– Я помню, Иван. Ты и раньше всё запоминал. Бывало, прочтёшь лист из «Мёртвых душ» и почти тотчас же воспроизводишь по памяти.
В его голосе слышались не только суровые интонации, но и сомнение тоже сквозило в нём. Я решился поддержать эту новую тенденцию:
– Стихи мне запоминались лучше. Половину «Евгения Онегина» по сей день помню наизусть. А «Руслана и Людмилу» помню целиком.
Юрий молчал, пережёвывая какие-то свои, неведомые мне мысли. Ах, я не умел угадывать так, как он. Но в то же время я понимал, что мне следует рассказать ему что-нибудь ещё. Возможно, этот рассказ поможет вернуть внезапно исчезнувшее взаимопонимание и теплоту первых минут нашей встречи. Юрий опередил меня.