Корж идет по следу
Шрифт:
Вернувшись к председателю, он ничего не сказал про след на песке. Зачем? Да и рядом сидел сторож, густо дымя большой козьей ножкой. Его Алексей Петрович спросил:
— Так вы, значит, с Камы, Илья Матвеич? Елабужский?
— Танаевский, — проворчал тот, не поворачивая головы.
— Это все равно. Рядом. Да, красивые там места, я бывал. Одно Чертово городище чего стоит!
— Что за диковина такая? — поинтересовался Солодов.
— Башня из дикого камня. Старая, мохом вся поросла. Стоит на высокой обрывистой горе над самой пристанью.
Сторож словно не слышал вопроса. Он медленно поднялся с земли, проворчал, ни на кого не глядя:
— Пойду соображу поесть чего-нибудь…
Корж проводил его пристальным, внимательным взглядом. Солодова спросил:
— Он всегда такой неразговорчивый?
— Всегда. Живет как бирюк, на отшибе, вот и разучился, видно, говорить.
— Захар Иваныч, меня интересует, почему вы никого не послали в сад двенадцатого июня взамен ушедшего сторожа?
— Так он же к вечеру обещал вернуться.
— Сам обещал или вы его просили?
— Сам. Заверил меня, что непременно придет.
— А вы понадеялись и не проверили?
— Не то что понадеялся, а закрутился с делами и совсем забыл про него. Да ничего никогда не замечалось за Быхиным…
Разговор с беклемишевским председателем происходил с глазу на глаз. Вот что он рассказал:
Шесть лет тому назад общее собрание колхозников решило завести высокопродуктивное молочное стадо. Еще с осени организовали краткосрочные зоотехнические курсы, капитально отремонтировали коровники, начали заменять местных малоудойных коров породистыми красногорбатовками. И, наконец, экономя при каждой возможности, скопили восемь тысяч рублей и приобрели быка-производителя. Когда его привели и поставили в отведенное стойло, все село перебывало на ферме, чтобы своими глазами увидеть Красавца, — так единодушно колхозники назвали быка.
На выпасах Красавец не ходил в общем стаде. У него было свое место для прогулок, ухаживал за ним постоянно бычар. Но однажды ночью, видимо, испугавшись чего-то, Красавец начал метаться и в щепы разнес стойло. На другой день его пришлось делать заново, а быка временно пустили в стадо, которое пас Быхин.
К вечеру в село прибежал подпасок с известием, что бык пал.
Ветврач установил, что Красавец объелся молодой рожью.
Обида колхозников на Быхина, не доглядевшего за Красавцем, была настолько велика, что ему предложили убраться из колхоза.
В Лужках биография степановского сторожа пополнилась сведениями другого характера.
Здесь Быхин охранял хлеб в полях. Но однажды не доглядел, и по неизвестной причине сгорел лучший, сортовой участок яровой пшеницы площадью в несколько гектаров.
Быхина уволили и отсюда.
Оба эти факта были довольно интересны, и Алексей Петрович записал их для памяти в блокнот.
Разговор
Вечером Корж намеревался поговорить с ездившими в ночное ребятишками. Но дочка Захара Ивановича, посланная за ними, никого уже не застала дома — все опять ускакали в луга. Корж огорчился.
— Поговорите завтра, — успокаивал его Захар Иванович. — Никуда они не денутся.
— Завтра будут другие заботы. А что, если мне отправиться к ним туда?..
— Только этого и не хватало! Неужто мало намыкались за день? Нужно еще ночь ломать. Бросьте-ка, право, эту затею да отдыхайте.
— Нет, Захар Иваныч, отдохнуть я еще успею, а дело не ждет. Пойду.
— Вот беда с вами! Это ведь километра три, если не все четыре.
— Ну и что?
— Да обратно столько же.
— Пустяки!
— И только из-за какого-то разговора с парнишками.
— А это уже не пустяки.
— Много путного они вам расскажут!
— В нашей работе каждая мелочь важна. Пойду, не уговаривайте.
Председатель махнул рукой:
— Как хотите, дело ваше. Тогда возьмите хоть лошадь. В седле-то ездите?
— Умею.
Захар Иванович сходил в чулан, принес брезентовый плащ:
— Оденьте, а то ночью прохладно в полях, да и от реки сырость.
Корж поблагодарил.
На конном дворе ему вывели председательского жеребца Орлика. Алексей Петрович взял из рук конюха седло:
— Дайте-ка я сам.
Конюх недоверчиво посмотрел на него:
— А сумеете?
— Как-нибудь, — улыбнулся Корж и ловко вскинул тяжелое, военного образца седло на спину коня.
Конюх придирчиво следил за всеми его действиями, а после сам тщательно проверил седловку. Придраться было не к чему. Он, удовлетворенно хмыкнув в бороду, заметил:
— Стремена, вроде, коротковаты.
— Ничуть. Как раз по мне.
— Ну, коли так, то в добрый час.
Корж выехал со двора.
Орлик бежал резвой размашистой рысью, словно знал, что впереди его ждет сочная трава и целая ночь отдыха. Алексей Петрович мерно покачивался в седле, думая о своем.
Закат еще не померк, на западе горели и никак не могли догореть оранжевые полосы вечерней зари, а с востока серой пеленой надвигалась короткая летняя ночь. Над землей курился туман — ложилась роса. За рекой кричали коростели. Из далекого бора чуть слышно доносилось тоскливое гуканье филина. Где-то на Волге по-деловому, басовито прогудел пароход.
Алексей Петрович придержал Орлика и достал папиросу. Спичка на короткое время ослепила глаза. После нее ночь показалась темней. Но это ощущение скоро прошло, и Корж по-прежнему довольно отчетливо видел дорогу, вплотную подступившие к ней поля и силуэты деревьев, маячивших впереди.
Скоро Алексей Петрович поровнялся с оградой сада. Здесь тишина не нарушалась ни шорохом, ни звуком. «Сторож, верно, спит. Караулить теперь нечего», — подумал Корж и оглянулся на сторожку. Ее окружала темнота.