Корзина желаний
Шрифт:
Повернув голову на шорох, Вийон увидел крысу, сидевшую на задних лапках у стыка стены и пола. Крыса пристально посмотрела на корзинщика, пискнула и побежала прочь.
Опираясь на стену, Вийон медленно поднялся. Тварь явно звала его за собой, но стоило ли идти? В прошлый раз она привела его в лапы душевидца, который едва не свел Вийона с ума, а до этого выгрызла на стене слово, которое убило Огиса. С другой стороны, при первой встрече она – через Вийона – преподнесла, пусть и ценой покалеченной и искусанной семьи, Флебу роскошный подарок, и, кроме того, эта тварь, кажется, что-то знала об Айнри – ведь именно его имя она выгрызла на стене в третий раз.
Последнее обстоятельство все решило. Вийон не мог понять, откуда взялась эта крыса и что она от него хочет,
Они долго шли по извилистым коридорам, и каждый раз, когда Вийон терял своего проводника в темноте, крыса шуршала или попискивала, подавая знак, в какой именно коридор она повернула. Лабиринт постепенно менялся: стены сделались ниже и выглядели древнее, появился потолок, который чем дальше, тем становился ниже, многие проходы были завалены, стены выщерблены, а пол усеян каменой крошкой. В какой-то момент все это стало напоминать в большей степени извилистую сеть пещер, чем искусственное сооружение, пол перестал быть ровным, появились то плавные, то крутые спуски вниз и наверх, прямые углы пересекающихся коридоров сменили плавные повороты. Затем крыса полезла в один из завалов, и поначалу Вийон думал, что уже не сможет последовать за ней – но нет, там был проход, совсем узкий, куда пришлось бы протискиваться лежа. Вийон убрал с пути несколько камней, расширяя проход и полез в образовавшуюся щель…
Проползти пришлось немало, при том ход был крайне неровным, но вот наконец он закончился и Вийон выбрался на поверхность, при том последнюю часть пути он пробирался вверх по узкому колодцу. Черное небо с редкими огоньками звезд – первое, что он увидел. Оглядевшись вокруг, Вийон обнаружил, что находится в каньоне, среди безжизненных скал, кольцом окруживших кратер. В центре кратера темнела яма. Крысы, приведшей Вийона в это место, нигде не было заметно. Корзинщик хотел уж было лезть обратно в колодец, как сухой низкий стон прокатился по каньону:
– Аааайййнриии…
Голос производил жуткое впечатление, да и темное углубление в центре кратера не выглядело привлекательным – исходившее оттуда зло Вийон буквально ощущал всей своей кожей, но выбора не было. Голос произнес то единственное слово, которое могло заставить Вийона спуститься, а не бежать, сломя голову, прочь от этого места.
Склоны кратера не были крутыми, и чем ближе к центру, тем становились все более пологими. Вийон медленно шел вперед, дрожа от страха, но все же переставляя одну ногу за другой, вслушиваясь и вглядываясь в чернеющую впереди яму. Чернота эта не была просто тенью или отсутствием света – нет, это было что-то другое, больше похожее на дым или облака миазмов, которые растекались по дну кратера и слепо шарились по безжизненной земле, словно пальцы великана или отростки кракена, ищущего добычу. Выбрав такое место, где облаков тьмы не было, Вийон опустился на землю и пополз вперед, прижимаясь к земле. Он боялся показываться в полный рост тому, что покоилось в яме, он вообще не хотел никак контактировать с этим, хотел лишь узнать, почему оно произнесло одно-единственное слово…
Он слышал звуки движения чего-то большого и какие-то шепотки еще на пути; когда же корзинщик подполз к краю ямы и заглянул в нее, то увидел крысу, размеры которой превосходили слона – крысу, имевшую три головы и столько же хвостов. Чудовище лежало на дне ямы брюхом кверху, а из его тела, из лап, из шеи, груди и брюха торчали многочисленные копья и пики, которые как будто прибивали трехголового гиганта к земле. Местами шкура крыса облезла, так же она казалась совершенно высохшей, буквально сухая белая кожа на костях, пустые глазницы на облезлых черепах, безгубые рты с желтыми зубами. Но эта огромная мумифицированная каким-то образом оставалась жива, три ее головы постоянно что-то шептали – то ли разговаривая друг с другом, то ли обращаясь к кому-то еще.
Вийон не хотел быть здесь. И зачем он только сюда полез? Он попытался
– …ничего не добьешься, ни здесь, ни сейчас, никогда!.. Конец неотвратим: все, что появилось – умрет. Ничего не сможешь изменить. Все ваши усилия – ничто: я слышу поступь братьев, пришедших взять виру за смерть отца. Ни искусство, ни магия, ни доблесть, ни бесстрашие, ни воля, никакие усилия и добродетели, пороки, договора и союзы – ничто не поможет. Все закончится, этого не избежать, закончится уже совсем скоро; закончится и никогда уже не начнется снова. Все твои усилия значат не больше, чем попытки муравья остановить лавину; не найдется хитрости или умения, или удачи, не достанет помощи духов или бессмертных, чтобы отвратить то, что должно случится. Конец всего сущего неотвратим; я ожидаю этого часа, чтобы освободиться и сгинуть со всеми; не останется ничего, и самому времени будет положен предел…
Вийон чувствовал, как открывается его рот и рвется наружу истошный крик, и не мог даже пошевелиться, чтобы зажать себе рот руками и не кричать. Низкий, исполненный бесконечной ненависти ко всему живому, голос павшего бога проникал, казалось, в каждую частицу его дрожащего тела, вызывая мучение, и повергая в беспросветную бездну отчаянья. А затем одна из голов повернулась к Вийону и отчетливо произнесла – уже не рассуждая о каких-то отвлеченных вещах, о конце света и тщете всех попыток его предотвратить – произнесла, обращаясь к человеку и смотря на него:
– Я вижу тебя. Тебе не уйти.
Земля завибрировала и затряслась, смещая Вийона к краю ямы, и лишь тогда оцепенение спало. Он рванулся назад – отчаянно, бездумно, без мысли и памяти, как загнанный зверь, бросающийся прочь от охотника даже тогда, когда уйти уже невозможно. Земля затряслась сильнее, и склоны кратера накренились – пологие и ровные прежде, они вздымались, перегораживая путь Вийону. Каким-то чудом Вийону удалось продвинуться дальше, в то время, когда комья земли и целые пласты, дрожа, соскальзывали в яму – и тогда трехголовая крыса издала звук, напоминающий грохот или раскатистый вой: писк, исполненный на самых низких тонах.
Земля по-прежнему тряслась, но теперь вверх взлетали не камни и не комья земли, а крысы. Они лезли отовсюду, и с каждым мгновением их становилось все больше: Вийон собственными, расширенными от ужаса глазами, увидел, как ком земли, поднятый вверх очередным толчком, изменил форму и цвет, и рассыпался на сотню крысиных тел. Земля превращалась в море из бесчисленного множества обезумевших грызунов.
Каждый из подземных толчков грозил свалить Вийона на землю, и иногда он падал, но тут же вставал и бежал дальше, бежал так быстро, как только мог. Крысиное море вспучивалось за его спиной, крысы прыгали ему на спину, на голову, на плечи, пытались кусать за ноги – Вийон отмахивался от них как мог, не прекращая бега. Он добрался до колодца в скале и нырнул в него без промедления. Выступающие камни разорвали ему кожу, он едва не переломал руки и ребра, но продолжал ползти, не обращая внимания на боль, ужом проскочил по узкому ходу и вернулся в лабиринт, и лишь тогда позволил себе оглянуться.
Крысы были уже здесь – сначала узеньким ручейком, а потом уже всей массой, бурлящим потоком – вливались в лабиринт следом за корзинщиком и устремлялись к нему. Их было так много, а напор с той стороны был так силен, что камни, закрывавшие проход, начало выворачивать и откидывать в сторону, а поток крысиных тел становился все шире.
«О, боги!..» – Подумал Вийон и опять бросился в бегство. Он изо всех сил хотел проснуться, но не мог. Да, это всего лишь сон, но не было сомнений, что если крысы доберутся до него, сожрут, или, что еще хуже, притащат тому гигантскому трехголовому чудищу в яме – ничего хорошего от этого не выйдет не только во сне, но и в обыденном мире. Эта тварь была одним из павших богов, чьи имена преданы забвению, или одним из осколков его злобы и силы, и Вийону совершенно не хотелось узнавать, что сотворит темный бог с его душой, когда ее получит.