Кощеевич и война
Шрифт:
– Да. Только эта ведьма – не из дивьих. Её папка из навьих был и мамку снасильничал. Ещё во время прошлой войны.
По толпе пронёсся изумлённый шепоток. Кто-то презрительно фыркнул:
– Полукровка! И как ей только доверили лечить людей?
Другой возразил:
– Захлопни пасть! Эта девчонка моему сыну жизнь спасла.
– Но навья кровь…
– Это язык у тебя навий: такой же злой!
А Душица продолжила кричать:
– Чего вытаращилась, образина?! Думала, никто не знает твою тайну? Как бы не так!
– Это правда? – нахмурился Яромир.
– А если и так, то что? – Голос целительницы прозвучал сухо, но в болотных, слишком тёмных для дивьего народа глазах, полыхала ярость.
– Возможно, это меняет дело. Или нет. Как знать… – Он в задумчивости поскрёб подбородок.
Ну и задачка… И, как назло, воевода Веледар ещё не прибыл. Может, запереть обеих в острог и оставить всё до приезда старшего? К тому же самого Яромира могут счесть пристрастным. Душица – его подчинённая, Горностай – тоже. «Был», – мысленно поправил себя Яромир. Смерть друга пока не укладывалась в голове. Потом, оставшись один, он будет горевать, пить, может быть, даже плакать. Но сейчас нужно держать лицо. То, что целительница оказалась полукровкой, осложняло всё. Ещё пару дней назад Яромир не думая осудил бы её. Навья кровь дурная, порченая. Но сейчас перед глазами вдруг встало виноватое лицо Радосвета, а в ушах прозвучали его слова: «Кровь не так уж и важна. Главное, чтобы человек был хороший».
Бред, конечно. Но отчего-то запало в душу – не отмахнёшься.
– Расскажи, что ты видела, – обратился Яромир к Душице, и та зачастила:
– Внутрь к брату меня не пустили, а я не будь дура – села возле палатки и полог раздвинула тихонько, чтобы в щёлку посмотреть.
Яромир заметил, что целительница – надо хоть узнать, как её зовут, – вздрогнула, услышав эти слова. Боится, что её обман выйдет наружу? А может, просто ненавидит, когда подсматривают? Не угадаешь.
– Гляжу, а эта гадюка на моего брата внимания не обращает. Не лечит, хотя обещала.
– Я занималась другим раненым, – спокойно пояснила целительница. – Тем, у кого были шансы.
– А потом ещё одним. И ещё. Всё это время мой брат оставался без помощи. – Голос Душицы задрожал. – Потом слышу: застонал Горностаюшка. Стало быть, очнулся. А гадюка к нему подошла, языком поцокала, лицо тряпицей обтёрла – и всё. А потом братик метаться начал, меня звать. Я вбежала, а она меня пинком под зад. Мол, мешаю.
– Ты правда мешала.
– Помолчи, не тебя спрашивают, – поморщился Яромир, и целительница притихла.
В толпе заволновались:
– А энто кто таков? Чаво он раскомандовался?
– А пёс его знает. На вид важный. Наверное, имеет право.
– Это царевича охранник. С ним приехал.
Кто-то презрительно протянул:
– А-а-а, Селезни…
Обидное прозвище Яромиру было знакомо. Так простые царские дружинники называли его отряд. Мол, охранять царевича – работёнка непыльная. Кафтан опять же выдают нарядный. А в настоящей битве пользы – как от селезня яйца. Не дождёшься.
Он обернулся, пытаясь высмотреть насмешника, но в толпе поди разберись, кто чего сморозил.
Неожиданно за Яромира вступился Бесяк. Топнул ногой и прикрикнул:
– Эй, потише там! Ишь, распустили языки. Это, между прочим, самой Северницы брат.
Кто-то ахнул. Кто-то подбросил в воздух шапку, прокричав здравицу, которую пара человек даже подхватили. А Яромиру стало тошно от этих восторгов. Подумаешь, какая заслуга: брат своей сестры! Но он знал, на что идёт, когда выбирал службу. Не будь его рядом, царевичу не поздоровилось бы. Сколько раз Яромир выручал его? Не сосчитать. Да и не надо – ещё не хватало заслугами кичиться.
Целительница глянула на него с сочувствием. А Душица пробурчала себе под нос:
– Сами вы селезни тупоклювые… – И продолжила во всеуслышание: – Слушайте, люди добрые! Ещё не всё вам рассказала про преступления навкины. Гляжу, значит: сон-траву взяла. Да, я знаю, как она выглядит. Бабка моя вечерами заваривала. И всегда говорила: смотри, Душенька, не более одного цветка на плошку, не то вечным сном заснёшь, никто не разбудит. А эта гадина аж восемь цветков положила. Опоила, ручаюсь!
– Не опоила, а облегчила страдания. Агония может длиться много дней. Ты хотела для брата такой участи?
Яромир вздохнул. Это походило на признание. Дело выглядело решённым, но он всё-таки решил уточнить для порядка:
– Если дать человеку зелье из восьми цветков сон-травы, он больше не проснётся. Это так?
Целительница молчала. Наверное, поняла, что сболтнула лишнего. И в этот момент от толпы отделился худой старик. Яромир узнал его: Светозар, главный лекарь. В прошлом старик состоял при царе, но с Ратибором они что-то там не поделили, и Светозара сослали к войскам – подальше от Светелграда. А может, не сослали, может, сам ушёл – Яромир не вникал.
– Восемь цветков сон-травы слишком много для здорового человека. Но мы говорим о тяжело раненном. Если вам интересно моё мнение, юноша, я бы сказал, что действия Огнеславы совершенно оправданы.
Вот, значит, как её зовут: Огнеслава. (Яромир подумал, что громкое имя совсем не подходит целительнице. Где же там огонь? Лёд один да надменность.) Признаться, он испытал некоторое облегчение: после вмешательства Светозара рассудить спор стало намного легче.
– Тем лучше. – Яромир поклонился старику, признавая за ним право свидетельствовать. – Значит, Огнеслава не виновата в смерти моего воина. Душица должна извиниться. Всем спасибо, представление окончено.
Народ послушно начал расходиться.
– Извиниться?! Ни за что! – ахнула воительница. – Яромир, ты же наш старшой. Ты вообще на чьей стороне?
– На стороне справедливости, конечно. Я понимаю, тебе тяжело и больно. Но не вини целительницу. Вини Навь и Кощеевича. – Он старался говорить мягко и участливо, но Душица заботы не оценила.
– Старик просто выгораживает ученицу, – прошипела она.
– Уймись. Светозар не какой-нибудь полукровка, врать не станет.
Старик поклонился, обнял Огнеславу за плечи и увёл к палаткам целителей. Душица попробовала было рыпнуться следом, но Яромир не пустил.