Кошачье кладбище (Кладбище домашних животных) (др. перевод)
Шрифт:
Так ничего и не спросив, он только поцеловал ее еще раз и вышел.
На улице потеплело, лето все еще не сдавало позиций, небо было голубым и безоблачным, температура семьдесят два градуса. Луиса удивило отсутствие палой листвы, смотреть на которую он так любил. Но он мог подождать.
Он залез в «хонду-сивик», которую они получили от университета, и выехал на дорогу. Рэчел должна была позвонить ветеринару, договориться насчет Черча, и все это должно было отогнать прочь все эти страхи смерти и чепуху насчет Кладбища домашних животных (просто удивительно, как это
Луис включил радио и крутил, пока не наткнулся на «Рамонес», исполняющих «Рокэвэй Бич». Он прибавил звук и запел тоже — плохо, но с большим удовольствием.
12
Первое, что он заметил, подъехав к университету, было непривычно оживленное движение. Машины, велосипеды, мотоциклы. Он резко затормозил, чтобы пропустить два последних, мчащихся от Дунн-холла. Его всегда раздражала убежденность мотоциклистов (и велосипедистов тоже), что все должны уступать им дорогу. Один из них помахал Луису, даже не оглянувшись, Луис, вздохнув, поехал дальше.
Второй неожиданностью было то, что на маленькой стоянке лазарета отсутствовала машина «скорой помощи». Это его насторожило. Лазарет был оборудован всем необходимым для лечения почти любой болезни. В нем было три оборудованных кабинета, выходящих в обширное фойе, а наверху размещались две палаты по пятнадцать коек каждая. Однако не было операционной или чего-нибудь похожего. На случай серьезных болезней имелась машина «скорой помощи», чтобы доставить пострадавшего в медицинский центр Восточного Мэна. Стив Мастертон, помощник врача, который показывал Луису лазарет, посвятил его в историю последних двух лет; не без гордости он заявил, что за это время «скорая помощь» выезжала всего лишь тридцать восемь раз... не так уж плохо, если вспомнить, что здесь более десяти тысяч студентов, а всего в университете и около него обитает до семнадцати тысяч человек.
И вот, в его первый рабочий день, машины не было.
Он поставил машину там, где свежей краской было написано: «Место доктора Крида», и поспешил внутрь.
Он застал там Чарлтон, седеющую, но моложавую женщину лет пятидесяти, которая мерила температуру девице в джинсах. Луис увидел, что девица недавно хорошо пожарилась на солнце, кожа у нее облезала.
— Доброе утро, Джоан, — сказал он. — Где машина?
— О, у нас тут настоящая трагедия, — сказала Чарлтон, вынимая термометр изо рта девицы. — Стив Мастертон во вторник пришел и увидел под машиной громадную лужу. Радиатор полетел. Они отвезли ее в ремонт.
— Жаль, — сказал Луис, но без особого сожаления. Самое главное, машина была не на вызове. — Когда мы получим ее обратно?
Джоан Чарлтон засмеялась.
— Вы еще не знаете наших университетских мастеров, — сказала она. — Они вернут ее к Рождеству, перевязанную ленточкой. — Она поглядела на студентку. — У вас легкая простуда. Примите две таблетки аспирина и не сидите на сквозняке... особенно в баре.
Девица вышла, бросив попутно оценивающий взгляд на Луиса.
— Наш первый клиент в новом семестре, — сказала Чарлтон. Она стряхивала термометр.
— Вы, кажется, не очень-то ей довольны.
— Я знаю таких, — сказала она. — Конечно, есть и другой тип — атлеты, которые продолжают играть даже с переломом, потому что не хотят подводить команду и стремятся прослыть суперменами, даже с риском для жизни. А это — мисс Легкая Простуда, — она мотнула головой в сторону окна, где Луис увидел девицу с загаром, шествующую в направлении общежития. В лазарете она выглядела измученной болезнью, но теперь шла проворно, кокетливо покачивая бедрами. .
— Наш главный ипохондрик, — Чарлтон опустила термометр в стерилизатор. — Она побывала у нас за год две дюжины раз. Особенно часто перед экзаменами. За неделю или чуть позже она обязательно подхватывала грипп или пневмонию. Такие всегда заболевают, когда боятся экзаменов.
— Что-то вы сегодня строги, — сказал Луис. Однако он слегка растерялся.
Она подмигнула ему.
— Я давно уже не принимаю таких вещей близко к ~ сердцу. И вам не советую.
— Где сейчас Стивен?
— В вашем кабинете, отвечает на письма и пытается разобраться во всякой бюрократической ерунде, — сказала она.
Луис вышел. Несмотря на цинизм Чарлтон, на работе ему нравилось.
Оглядываясь назад, Луис мог бы подумать — если бы был в состоянии думать об этом, — что все кошмары начались с того, когда в лазарет около десяти утра принесли умирающего парня, Виктора Паскоу.
До этого все было спокойно. В девять, спустя полчаса после прихода Луиса, пришли две медсестры, работающие с девяти до трех. Луис дал им по пончику и по чашке кофе и говорил с ними пятнадцать минут, разъясняя их обязанности и самое важное в них. Потом вошла Чарлтон. Когда она уводила их из кабинета, он расслышал ее вопрос:
— У вас нет аллергии на дерьмо или рвоту? Тут вы этого насмотритесь.
— О Боже, — прошептал Луис и закрыл глаза. Но он смеялся. Эта грубая дама говорила правду.
Луис начал заполнять длинные списки имущества, наличия лекарств и оборудования («Каждый год, — жаловался Стив Мастертон, — каждый чертов год одно и то же. Почему просто не написать: «Комплект оборудования для пересадки сердца, стоимость восемь миллионов долларов»? Вот бы они удивились!»), и совершенно запутался в них, мечтая о чашке кофе, когда откуда-то из фойе раздался крик Мастертона:
— Луис! Эй, Луис, идите сюда! У нас несчастье!
Панические нотки в голосе Мастертона заставили Луиса поспешить. Он сорвался со стула, как будто ожидал чего-то подобного. Оттуда, откуда шел голос Мастертона, раздался визг, высокий и резкий, как звон разбитого стекла, а следом звук пощечины и голос Чарлтон:
— Заткнись или убирайся к черту! Замолчи немедленно!
Луис ворвался в комнату и прежде всего увидел кровь.
Ее было очень много. Одна из медсестер рыдала, другая, бледная, как сметана, прижала кулаки ко рту, растянув губы в кошмарной ухмылке. Мастертон стоял на коленях, пытаясь поднять голову парня, распростертого на полу.