Кошачье кладбище (Кладбище домашних животных) (др. перевод)
Шрифт:
Она повернулась к Рэчел и онемела. Рэчел сидела, выпрямившись, зажав рукой рот, с побелевшим лицом. Она вспомнила. Это пришло внезапно, просто не могло не прийти. Конечно же.
— Мама?
Рэчел медленно повернулась к дочери, и Элли могла слышать, как скрипнули ее сухожилия. Она отняла руку ото рта.
— Элли, этот человек во сне называл тебе свое имя?
— Мама, ты еще...
— Называл он тебе свое имя или нет?
Дори глядела на своих дочь и внучку так, будто они обе только что сошли с ума.
— Да, но я не помню... мама, мне больно!
Рэчел
— Не Виктор?
Элли резко отдернулась.
— Да, Виктор! Он сказал, его зовут Виктор. Мама, тебе он что, тоже снился?
— Не Паксоу, — сказала Рэчел. — Паскоу.
— Да, я так и сказала. Паскоу.
— Рэчел, что с тобой? — вмешалась Дори. Она взяла руку Рэчел, заметив, как та дрожит. — И что с Элли?
— Это не Элли, — ответила Рэчел. — Мне кажется, это Луис. Что-то случилось с Луисом. Или может случиться. Посиди с Элли, мама. Мне нужно позвонить домой.
Она встала и пошла к автоматам, выискивая в сумочке мелочь. Она набрала номер, но трубку никто не поднимал.
— Может, позвоните позже? — спросил дежурный.
— Да, конечно, — Рэчел повесила трубку.
Она стояла, глядя на телефон.
«Он сказал, что его послали предупредить, но он не может вмешиваться. Он сказал, что он был... как это... что он беспокоится о папе потому, что папа был рядом, когда его душа... не могу вспомнить!»
— Покинула тело, — прошептала Рэчел. Пальцы ее вцепились в сумочку. — О Господи, вот что это за слово!
Она попыталась собраться с мыслями, привести их в порядок. Что-то было здесь, кроме потрясения смертью Гэджа и усталости от долгого полета. Что Элли могла знать о молодом человеке, который умер на руках у Луиса?
«Ничего, — без сомнений отозвалось сознание. — Ты же ничего ей не говорила, старалась умолчанием удержать ее от знакомства со смертью — даже с возможной смертью ее кота — помнишь тот дурацкий спор в кладовке? Ты хотела ее оградить. Потому что боялась за нее и сейчас боишься. Его звали Паскоу, Виктор Паскоу, и что ты скажешь об этом? Насколько это плохо, Рэчел? Что же все-таки случилось?
Ее руки так тряслись, что она только со второй попытки сумела снова засунуть монету. В этот раз она позвонила в лазарет университета и поговорила с Чарлтон, которая была несколько удивлена. Нет, она не видела Луиса и удивилась бы, если бы он пришел в этот день. Она снова выразила Рэчел соболезнования. Рэчел поблагодарила и попросила передать, чтобы Луис позвонил ей, если появится. Да, он знает телефон, ответила она на вопрос Чарлтон, не желая говорить ей (хотя та, по всей видимости, знала; у нее было чувство, что Чарлтон довольно любопытна), что находится сейчас в доме родителей, за полстраны.
Она повесила трубку, чувствуя, что ее охватил жар.
«Она услышала имя Паскоу где-то еще, вот и все. Боже мой, ребенок же не живет под стеклянным колпаком, как... рыбы в аквариуме. Она могла услышать по радио. Или кто-нибудь сказал ей в школе, и это ей запомнилось. А слово, что она не могла выговорить, «душа, покинувшая тело» или что-то вроде. Это доказывает лишь то, что у детей действительно развито подсознание, как пишется в воскресных приложениях».
Она вспомнила преподавателя психологии в колледже, который рассказывал, что при соответствующих условиях память может восстановить имя почти любого человека, с которым вы были знакомы, любого блюда, которое ели, погоду, которая стояла в любой день вашей жизни. Он говорил, что ум человека — это компьютер с огромным количеством ячеек памяти, более одного миллиарда, а может, и более тысячи миллиардов. И сколько всего может храниться в этих ячейках? Никто не знает. Но он говорил, их так много, что информация часто просто теряется, сознание может отключиться от нее во избежание переутомления. «Вы можете не помнить даже, где вы храните ваши носки, — говорил преподаватель, — хотя будете знать все содержание Британской энциклопедии».
Это исторгло у класса радостный смех.
«Но тут не аудитория с ярким светом и дружелюбным преподавателем, ведущим урок психологии. Здесь что-то другое, жуткое, и ты это знаешь — чувствуешь. Я не знаю, что там с Паскоу, с Гэджем, с Черчем, но то, что было во сне про Луиса... Что это? Или...
Внезапно ее посетила леденящая мысль. Она снова подняла трубку и положила монету. Не замышлял ли Луис самоубийство? Зачем он избавился от них, едва ли не выставил за дверь? Неужели Элли... о черт, проклятая психология! Неужели она что-то почувствовала?
В этот раз она звонила Джуду Крэндаллу. Пять звонков... шесть... семь. Она уже хотела повесить трубку, когда он ответил.
— Алло?
— Джуд! Джуд, это...
— Минуточку, мэм, — вмешался дежурный. — Вы слышите миссис Луис Крид?
— Ага, — ответил Джуд.
— Простите, сэр, вы сказали «да» или «нет»?
— Ну да, — сказал Джуд.
Дежурный сделал паузу, переводя язык янки на нормальный американский. Наконец он сказал:
— Благодарю вас. Говорите, мэм.
— Джуд, вы видели сегодня Луиса?
— Сегодня? Нет, не видел. Но я утром уезжал в Брюэр, в магазин. А потом возился в саду. А что?
— О нет, ничего, просто Элли снились плохие сны в самолете и я хотела узнать его мнение.
— В самолете? — голос Джуда звучал удивленно. — А где вы, Рэчел?
— В Чикаго, — ответила она. — Мы с Элли решили пожить немного у моих родителей.
— А Луис разве не с вами?
— Он обещал приехать в конце недели, — сказала Рэчел, и теперь в ее голосе звучало сомнение. В вопросах Джуда ей что-то не нравилось.
— Это была его идея, чтобы вы уехали?
— Ну, в общем... да. Джуд, в чем дело? Что-то случилось, да? Вы ведь что-то знаете?
— Вы можете рассказать мне сон девочки? — спросил Джуд после продолжительной паузы. — Я хочу послушать.
46
Поговорив с Рэчел, Джуд надел пальто — день был облачным, и поднялся ветер — и перешел через дорогу к дому Луиса, подождав у дороги, чтобы пропустить грузовики. Это они были виной всему, проклятые грузовики.