Кошачье шоу
Шрифт:
Пришлось подняться и в ту же секунду отправиться на так ненавидимые мною шоу кошек. И пусть кто-нибудь посмеет сказать, что Полуночник Луи не отдает всего себя на благо общества.
Через час после принятия этого благородного решения я уже внутри Кэшмен-конвеншн-центра, припал к земле под массой пустых картонных коробок, в которых, судя по запаху, раньше держали пакеты с наполнителем для кошачьего туалета. Я не знаю ни одного своего соплеменника, которому нравился бы аромат травы с добавлением ментола, оставляемый на наших лапках сим продуктом.
Кто-то может подумать,
Итак, я выглядываю из-под коробки с наполнителем и выбираю направление движения. А уже через момент нахожу укрытие под столом регистрации, где пара здоровых ребят лихо расплачиваются за вход и таращат глаза насливки сливок от мира кошек. Я всматриваюсь в лес ножек от столов с рядами и рядами обычных клеток, скрытых за драпировками, чтобы укрыть маленьких звездочек оперетты Гилберта и Салливана.
Но я пока еще в своем уме: эта вычурность не превращает клетку с сеткой из стальной проволоки в теплый уголок для Полуночника Луи.
Я решил начать свой допрос. Во временное затишье бесконечного потока проходящих мимо туфель, бросаюсь за драпировку, расправленную так, чтобы закрыть весь мусор под столом. Я содрогаюсь при виде целой корзины, набитой орудиями пыток: гребни, щетки, пудры и — мои заклятые враги — кусачки для когтей. Никто не приблизится ко мне с этими раздвижным резакам, пока я жив. Также я заметил некий странный прибор, который узнал только благодаря коротким пребываниям в кабинетах у ветеринаров: небольшое приспособление на батарейках со стальными зубами. Этим инструментом люди совершают чудовищные модификации над волосяным покровом своих «любимцев» — стригут их, точно садовые деревья. Так поступают с теми, у кого не было возможности каждодневно следить за своим внешним видом, и в итоге они превратились в жесткие мочалки. Если вы никогда не видели подрезанного кота, вы избежали огромного шока: большинство подобных мне выглядят в своих мехах гораздо лучше.
Так как я не хочу слишком долго находиться вблизи этих зловещих, так называемых, инструментов по уходу, я выползаю из-под скатерти и запрыгиваю на стол.
И тут сталкиваюсь морда к морде с самым странным морщинистым существом, которое я когда-либо видел: длинное, выгнутое тело цвета печеночного пюре. Я бы принял его за шарпея, мерзкого представителя собачьего вида, который выглядит так, словно сморщился при стирке. Судя по запаху, правда, это все-таки был кот.
При моем внезапном появлении он зашипел от неудовольствия. Это чувство было у нас взаимным. Казалось, что я смотрю в зеркало и вместо своего отражения вижу вампира. Если бы за этой страшной личиной скрывалась леди, я, возможно, и задержался. Но это точно был парень. Клянусь, за один взгляд на него уже стоило бы брать плату.
Я вернулся на прохладный цементный пол и преодолел двухметровое расстояния от скатерти к скатерти со своей обычной искусностью и практически сверхъестественной способностью избегать людских ног. Я же говорил, что мои гены самые выдающиеся!
Никогда не встречал так много необычных и странно-выглядящих представителей своего семейства. Люди на шоу тоже не казались подарочками, но, к счастью, вокруг было столько экстраординарных уродцев, что двуногие только и ловили каждый их чих и хлюпанье носом, перестав замечать обыкновенного кота увлеченного слежкой.
По правде говоря, я наткнулся-таки на одного обычного, правда, знаменитого соплеменника. Я остановился, чтобы восхититься желтой металлической именной табличкой на одной клетке, как вдруг встретился взглядом с ее обитателем, почти таким же огромным, как и я.
— Прославленный Морис, полагаю, — произнес я.
Он навострил уши.
— Откуда ты знаешь обо мне? — спросил он с горловым рыком.
— Я видел тебя по телевизору в рекламе. Эта штука, «Мням-ням-ням», — действительно хорошая?
— Неа, — протянул Морис, зевая. — Им приходится сдабривать ее тунцом, чтобы я выглядел так, словно ем ее. И кроме того, каждый раз, когда они снимают, «Мням-ням-ням» всегда наполовину испорчен.
Я сморщил нос, как будто учуял крысу:
— Вся эта котовасия перед камерой хоть нормально оплачивается?
— Возможно. Лучше спроси моего тренера.
— У тебя есть личный тренер? Зачем он? Голливудская жизнь заставила тебя забыть, как прыгать, смотреть и слушать?
— Слава, даже если она и не приносит счастья, — все же лучше, чем небытие.
— Ты тоже был в одном шаге от смерти? — спросил я, впечатлившись.
Далеко не все уличные коты, вроде нас, после всех своих злоключений стали сниматься в телевизионной рекламе.
— Вырвался из лап смерти, — заключил он скучающим тоном. — Моя автобиография продается в детском отделе чуть ли не в каждом книжном. Называется: «Морис. Удивительный кот». — Он подул на свои когти — подстриженные, конечно — и принялся увлеченно их рассматривать.
При всей своей домашности, этот парень обожал работать на публику.
— До тебя не доходило никаких слухов о попытках учинить расправу над нашими собратьями?
— Какая бессмыслица! — воскликнул Морис, сильно сопя. — Мне сказали, что сейчас кошки гораздо популярнее собак. Зачем кому-то вредить нам?
— Ты слишком долго жил в комфорте, — отметил я, нахмурившись. — Приют для животных работает день и ночь, вытаскивая котов с края гибели, не говоря уже об огромных кусках металла, что так и норовят сбить тебя насмерть на улице (это я о машинах). На прежние страхи ты теперь смотришь свысока. А вспомни те времена, когда наша раса была связана с людьми, которых власти считали опасными.