Кошачья голова
Шрифт:
— Про обдериху разговаривали. Про то, что сестре моей надо в бане жить.
— А, ну это понятно. Бесноватых-то в бане селят. Нечистые к нечистым.
— Моя сестра не бесноватая!
А какая? Вообще-то на всех ресурсах, которые я читал, людей с икоткой именно так и называли. Но не стану же я это признавать при постороннем.
Студент без тени улыбки бросил:
— Как же. Душа с Богом беседует, а горло петлю просит.
Я внутренне содрогнулся. Ничего не просит! Она раздумала!.. Я ее отговорил!..
—
— Ага. — Студент кивнул, то ли подтверждая, то ли с иронией. — Обыкновенный. Ага. Да ей ничего не будет, в бане-то. Впрочем, у меня моды нет советы давать. Забудь. Скажешь, когда что-то услышишь. Бывай!
И он, небрежно махнув рукой на прощание, удалился. Я даже взбесился немного про себя. Тоже мне!
Лида Пална, увидев меня, засуетилась. Оказывается, они с мамой договорились, что завтрак готовит сама хозяйка, а обед и ужин для нас за мамины деньги покупает в местной столовке. Я и не знал, что здесь есть столовая. Потом выяснилось, что это просто готовые блюда в местном магазине, которые покупали себе работники гаража.
Короче, на столе, прикрытый белоснежной льняной салфеткой, меня дожидался обед, чему я очень обрадовался. Еда действительно была как домашняя и вкусная. И еще я очень радовался, что хозяева каким-то образом ухитрялись изолировать от меня свою внучку. То ли отсылали куда-то, то ли занимали делом. Ни разу я не встретил ее на улице, не столкнулся днем в доме. И правильно. Она какая-то полоумная, совсем границ не знает.
Пока я ел, в дом вошел дед. Судя по всему, он куда-то из деревни ездил. Интересно на чем. Хлопнул на стол несколько газет и журналов и два почтовых конверта.
—
Во, — сказал с гордостью, — почтальоншу встретил по дороге. На всех корреспонденцию набрал! Сейчас побегут ко мне желающие! — И радостно потер руки.
Однако из обещанных желающих пришла только одна женщина, тетенька средних лет, одетая очень просто, но не совсем по-деревенски. Я бы даже принял ее за дачницу, которая подделывается под местную.
Михал Семеныч похлопал конвертом по ладони:
— Лизавета, тебе письмо, танцуй!
Тетенька протянула было руку, но дед мало того что отдернул конверт, так еще и поднял его над головой, как флаг:
— Давай танцуй, пляши!
Что за ерунда вообще? Почему нельзя сразу отдать конверт, что за унижение такое, что за идиотские условия?
Но тетенька ничуть не удивилась. С абсолютно меланхоличным лицом потопталась на месте и сделала пару неопределенных пассов руками. Типа потанцевала. Михал Семеныча это вполне удовлетворило, и он с довольным видом вручил наконец письмо адресату.
Тетенька взглянула на обратный адрес, заулыбалась и раз пять, не меньше, поблагодарила Михал Семеныча. Мне кажется, неоправданно много.
Потом она ушла, а я доел свой обед. Обычно дома я всю посуду бросал на столе, все равно мама или Алина уберет. Но в гостях так себя вести было немного неловко. Счастье, что Лида Пална разрешила мне сложить в раковину тарелку со столовыми приборами, а мыть не заставила. Иди, говорит, лучше погуляй. Видно, испугалась за сохранность своей посуды. Правильно, если честно.
Не успел я выйти на крыльцо, как меня окликнула та самая Лизавета, сидевшая на скамейке у забора.
— Егор, садись рядом.
Тетенька похлопала по скамейке рядом с собой. Письмо, которое выглядывало у нее из кармана юбки, она уже успела прочесть и, судя по всему, находилась в приподнятом расположении духа.
Я молча сел. Они все уже и мое имя знают!
— Федихин просил тебе рассказывать про наше бытье, какого у вас в городе не бывает.
Теперь понятно, откуда знают. Но что за бытье? Зачем мне это? И когда только он успел?
Из вежливости я опять промолчал. Когда же я научусь отказывать?
— Любишь про нечистиков слушать, так? А я люблю рассказывать, — улыбнулась Лизавета.
О, вот это уже интересно. А я уж думал, будет какие- то заговоры мне пересказывать нудные.
— Пока твои не вернулись, могу с тобой побалакать. Времени-то у тебя будет много. Я скажу, да кто другой расскажет. Наслушаешься еще за это время.
— Мы скоро уедем. Может, даже завтра, — поспешил вставить я.
Лизавета добродушно хмыкнула:
— Ой, парень, не спеши. Да вы здесь не на день. Надо терпения набраться. Это ж не дунул-плюнул и пошел. Еще приживетесь тут у нас, привыкнете. А ты что, смотрю, удивлен?
— Для меня это новость, — признался я честно.
Я правда думал, что будет что-то типа визита к врачу. Посмотрит, поставит диагноз, проведет процедуру и отпустит домой. Выдернет икоту, как зуб, и все.
— Знаешь, как отчитывают бесноватых в церкви?
И эта про бесноватых. Я насупился, но выступать не стал.
— Думаешь, это такой магический ритуал? Пуля серебряная — один раз пальнул, и все? Нет, за один раз ничего не случается. И никакого насилия. Никто крестом по лбу бить не будет. Да потом, если одержимый не захочет, то и спасти его невозможно. Должно быть сильное желание избавиться, вернуться к себе.
Может, напрасно я на маму баллоны катил? Она, наверное, не верила, что Алина захочет... Но Алина хочет! Впрочем, тут я не удивлен. Когда мама сама сомневается, ей кажется, что и остальные не верят.
— А не в церкви если? У знахаря?
— У кого-то типа бабушки Ульяны? — уточнила Лизавета. Помолчала, с сочувствующей улыбкой глядя на меня. — Тут полегче будет. Бывает, таких привозят, что ничего не соображают, и то их налаживают. Но действует не надолго.
— В смысле? Не навсегда?