Кошечка в сапожках (сборник)
Шрифт:
Она кивнула.
— Честно? Ты не будешь кричать, как в прошлый раз? — Снова кивок. Зеленые глаза еще больше распахнулись.
— Ну, хорошо, давай снимем эту ленту, — сказал он, наклоняясь над ней. С улыбкой повертев ее голову, нашел конец ленты и рывком содрал ее. Она прикусила губу, сдерживая крик.
— Было больно, когда я снимал ленту?
Она молчала, прикусив губу.
— Ты меня слышишь? Тебе больно?
Он кивнул, выпрямился и подошел к двери, где оставил сумку.
— Есть
— Да, — ответила она.
Он поднес к ней сумку.
— Держу пари, ты надеешься, что здесь сандвич, да?
Она молчала.
— Я задал тебе вопрос, — произнес он.
— Я не хочу есть.
— Не дерзи!
— Прости, я…
— Ты слышала мой вопрос?
— Да, я… Прости… если тебе показалось…
— Или ты не хочешь, чтобы я тебя накормил?
— Нет, хочу.
— Чего ты хочешь?
— Чтобы ты меня накормил.
— Даже объедками?
— Нет, нет…
— Снова дерзишь?
— Нет, нет! Извини. Но…
— Лучше не дерзи мне, Кошечка.
— Я больше не буду, честное слово!
— Я думал, ты готова взять в рот любую гадость. Разве не так? Что ты пошла против воли Божьей и грешишь под каждым зеленым кустом.
Он наклонился и посмотрел на ее рот.
— Все что угодно в этот рот, — сказал он, — а теперь ты отвергаешь хорошую сытную пищу?
— Ты не сказал, что…
— Женщина, которая любит поесть так, как ты… — Его взгляд упал на ее обнаженную грудь. — О, Боже, тебе холодно, Кошечка? Или страшно?
— Холодно, — ответила она.
— Но не страшно?
Она не ответила.
— Вот почему ты скукожилась? — спросил он и неожиданно сжал сосок ее левой груди большим и указательным пальцами. — Потому что тебе холодно? Или страшно? — Он сдавил сосок сильнее. — Тебе больно?
— Да, — ответила она.
— Ах, извини, — сказал он. — Так что же? Холодно или страшно?
— И то и другое. Отпусти меня.
— Ты хочешь сказать, что я должен тебя отпустить? — спросил он, сдавливая сосок сильнее. — Совсем?
— Да, пожалуйста.
— Я отпущу тебя, ты знаешь. Раньше или позже. Когда закончу с тобой.
— Пожалуйста, — повторила она.
— Больно?
— Да, я прошу тебя! Ну, пожалуйста!
Он отпустил ее сосок.
— Ну, а теперь как?
— Спасибо, — сказала она, прерывисто дыша.
— Держу пари, ты хотела бы иметь свитер. Ведь здесь прохладно, верно? Не исключено, что в этой сумке есть отличный теплый свитер. Хорошо было бы, если бы я принес тебе свитер?
— Да, — ответила она.
— Почему?
— Потому что мне холодно.
— А-а-а… А я решил, что ты стесняешься.
— Я хотела сказать не это.
— А что ты хотела сказать? Так ты стесняешься или нет?
— Как тебе угодно.
— Опять дерзость! Отвечай на мой вопрос!
— Я хотела сказать, что, если ты думаешь…
— Да, я думаю, что ты не стесняешься.
— Значит, я тоже так думаю.
— Но ведь на самом деле ты так не думаешь, верно? На твоем челе — знак порока, и ты отринула стыд, — он улыбнулся, — так тебе холодно?
— Очень.
— И страшно?
— Немного.
— Только немного? Ты боишься, что я могу тебя снова побить?
— Да.
— Но только немного. Возможно, я недостаточно тебя побил. Видимо, это так, если ты боишься только чуть-чуть…
— Я очень боюсь, — произнесла она.
— Тебе будет страшно, — сказал он, — тебе будет очень страшно, пока я не закончу с тобой, — он снова улыбнулся, — бедная Кошечка! Совсем голая и дрожащая от холода в своих сексуальных красных сапожках. Устали ножки, и пересохло горлышко. Хочешь пить?
— Да.
— Конечно, хочешь, чтобы я принес тебе попить. Конечно, хочешь, чтобы в сумочке был свитер, но его там нет. Я сжег всю твою одежду вчера вечером.
— Нет!
— Да. Одежда тебе больше не понадобится.
— Что… что ты хочешь сказать?
— Когда я отпущу тебя, одежда тебе не понадобится.
— Когда это будет?
— Когда я буду готов, — ответил он. — Вставай!
Оттолкнувшись от стены, она опустилась на колени. С трудом ей удалось подняться.
— Подойди сюда, ближе к свету!
Она пропрыгала в середину помещения.
— Тебя развязать?
— Да, пожалуйста.
— Нет, я так не думаю. Тебе интересно узнать, что там в сумке? Есть ли там еда?
— Да.
— Ее там нет.
— Но ты говорил…
— Я только сказал, что ты надеешься на сандвич, вот что я сказал.
— Да, ты это сказал.
— Что ты надеешься поесть?
— Да.
— Потому что бедная Кошечка такая голодная, верно?
— Да.
— И хочет пить.
— Да.
— Но в сумке нет ни еды, ни питья, — сказал он, — там только полотенце и ножницы.
Она посмотрела на него. Он снова улыбнулся. Ее начала колотить дрожь.
— Тебе страшно? — спросил он.
— Нет, — ответила она.
— Полотенце не пугает тебя?
— Нет.
— А ножницы?
— Меня ничто больше не пугает.
— Тогда отчего ты так трясешься?
— Мне холодно.
— Нет, тебе страшно.
Он залез в сумку и, достав скрученное пляжное полотенце, развернул его как знамя. Накинув ей на плечи, он одернул полотенце на груди.
— Стыдливость, стыдливость! — сказал он. — Одень меня, ибо я нага!