Кошечка в сапожках (сборник)
Шрифт:
Снова, снова эти картинки. Они лежат обнаженные в постели. У Фрэнка стоит, как у быка, Леона выгибается под его безумными ласками. Его руки блуждают по ее грудям, по животу, и, наконец, пальцы начинают ощупывать там, внизу, а она резко выворачивается, выскальзывает из постели: «Потерпи, говорит, я сейчас». Но его пальцы уже были там, и он уже все понял, там была эта хреновина.
— Она… она заявила, что она, мол, знала, что мы займемся любовью, чувствовала это. Но это же… это не в ее духе. Она никогда… я хочу сказать… словом, это всегда происходило вдруг.
Мэтью кивнул.
— А ты не узнавал, была ли в самом деле встреча у
— Была, была, это я точно знаю, да и не глупа же она!
— И ее там видели?
— Там их человек пятьдесят или шестьдесят, и никто не следит, кто там был, кто ушел пораньше, кто…
— Следишь только ты. Засекаешь время, проверяешь духи, сигареты, белье…
— Да. Именно этим я и занимаюсь.
— А тебе не приходило в голову, что она говорит правду?
— Что она, одна из твоих хороших ребят, да?
— Я всегда так и думал, Фрэнк.
— Я знаю, насчет этой резинки она мне соврала.
— Как ты можешь знать наверняка? Может, она и в самом деле чувствовала…
— Тогда какого же черта она сказала: «Потерпи, я сейчас», если там уже была эта проклятая хреновина?
— Может, ты неверно понял ее. Может…
— Нет.
— Может, она имела в виду…
— Нет!
— Ну, спроси ее, ласково, по-хорошему, поговори с ней! Господи, ведь она твоя жена!
— Значит, ты советуешь так? — Их глаза снова встретились. — А Уоррен сейчас очень занят? — спросил Фрэнк.
— Да, очень. А что?
— Я хочу его к ней приставить.
— По-моему, не надо, не глупи, Фрэнк.
— Я должен все знать. А ты не мог бы… ты не поговоришь с ним? — спросил Фрэнк.
Мэтью вздохнул.
— Ну, если ты решил…
— Да, пожалуйста.
— Но мне придется рассказать ему, ты же понимаешь…
— Ну да, конечно… Да-да. Разумеется.
Мэтью снова вздохнул и сказал:
— Я поставлю его на эту работенку.
— Спасибо.
— Но очень надеюсь, что ты ошибаешься.
— Я — тоже, — сказал Фрэнк.
«Все в жизни идет своим чередом, — думал Уоррен. — Если дама начала блудить, она не остановится ни завтра, ни через неделю. Тут нет необходимости спешить, да и нельзя — дело, что называется, деликатное. А вот тип в черном — это и срочно и важно».
Уоррен сидел за столом над четвертой кружкой с пивом. «Не схватить бы СПИД в таком притоне», — подумал он. Флорида на третьем месте по количеству гомиков после Нью-Йорка и Калифорнии, но в Калузе уже семьдесят пять случаев СПИДа или чего-то похожего на него. Подумать только — семьдесят пять — что-то слишком много! Не хватает только подхватить эту штуку от пивной кружки.
Бармен сказал, что покажет ему Иштара Кабула, как только тот войдет. Иштар Кабул. Имя? Скорее — прозвище? Кабул, известно, — город в Афганистане, а Иштар — по-арабски утенок, есть такой герой в мультфильме — Говард-утенок.
С тех пор как Уоррен начал заниматься этим делом — исключая минувшую ночь, когда он подстрелил этого несчастного енота, — он выискивал свидетелей, которых намеревался вызвать для показаний прокурор штата. Их было двенадцать — гостей на празднике Джонатана, который вон чем обернулся. Столько же, как известно, бывает и присяжных. Вот они и выслушают рассказ свидетелей о том, что Ральф Пэрриш и его братец здорово поссорились в ту злополучную ночь.
Большинство свидетелей Уоррен обнаружил по адресам, которые дал ему прокурор штата, а остальных принялся разыскивать в городских барах, которые обычно посещали педики. В Калузе было три таких бара: «Скандал», что прямо над греческим ресторанчиком в Майкл-Мьюз, «Популярность» — напротив аэропорта, на шоссе 41, и «Котелок с омарами» на углу Десятой и Цитрусовой улиц. «Котелок с омарами» был самым старым и грязным. Педики называли его «Котелком с дерьмом». Это ему рассказал Кристофер Саммерс, которого он обнаружил в общественном парке, напротив Марина-Лоу, одного из наиболее известных районов Калузы, где фланировали гомики. Сегодня Саммерс ничуть не походил на потасканную королеву: ни норкового палантина, ни драгоценностей, ни японского веера. Сидит себе на скамеечке под дождем эдакий преуспевающий банкир — возможно, он и был им на самом деле — в светло-коричневом тропическом костюме, под большим сине-белым зонтом с рекламой местного радио. Уоррен присел на скамейку. Через полминуты Саммерс спросил его, не будет ли ему угодно пожаловать к нему домой и чего-нибудь выпить. Уоррен вежливо отказался, пояснив, что рассчитывал потолковать с ним о вечеринке, которая была дома у Джонатана Пэрриша вечером в минувшую пятницу.
— О! — только и сказал Саммерс.
Потом они сидели и разговаривали, точно любовники, притулившись друг к дружке под этим большим сине-белым зонтом, по которому слегка постукивал дождь.
— Да, — сказал Саммерс, — был там один весь в черном, как я припоминаю, в черной коже, Иштар Кабул.
Уоррен спросил, не принадлежит ли этот Кабул к какой-нибудь черной секте, с таким-то названием.
— О, нет-нет, — ответил Саммерс, — он такой же белый, как и мы с вами, ему лет двадцать с небольшим, и он — гомик. — До этой злополучной вечеринки Саммерс видел его только один раз: Кабул выходил из «Котелка с омарами», а Саммерс проходил мимо.
— Вы уверены, — повторил он, — что не хотите пойти ко мне домой и выпить? Я разожгу камин, отдохнем от этого ужасного дождя. Ведь вы не собираетесь идти в ту забегаловку, в тот «Котелок с дерьмом»?
Но Уоррен был «уверен», и как раз «собирался», и сидел вот теперь в этом самом «Котелке» со своими размышлениями и опасениями над четвертой кружкой. Стены бара, точно паутиной, были затянуты непременными рыболовными сетями, и дохлые красные омары высовывали из них свои клешни, как бы пытаясь вырваться на свободу. Столы напоминали крышки каких-то люков, их медь потускнела и стала зеленовато-грязной. Да еще этот тусклый и дымный свет, как в кинофильме «Касабланка». За длинной, исцарапанной стойкой сидели одни мужчины. Из проигрывателя-автомата громко звучал рок-н-ролл.
Иштар Кабул появился без четверти одиннадцать, и бармен чуть заметно кивнул. Он был по-прежнему в черном, и Уоррен подумал, что у этого гомика хорошие нервы. Ведь если он был тем котом, который задрал Джонатана Пэрриша и потом умчался в дождь, можно было предположить, что теперь-то он станет носить исключительно белые или розовые одежды.
Он сложил черный зонт, стряхивая с него воду по всему полу. Черные волосы, черные джинсы, черный свитер с вырезом на шее в форме буквы «U», рукава закатаны до локтей. Черные сапожки. Черный кожаный напульсник на правом запястье, а на левом — часы «Сейко» с маленьким компьютером на черном ремешке. На груди бирюзовое ожерелье, в левом ухе маленькая бирюзовая серьга. Яркие голубые глаза: и взгляд, выискивающий доверчивую добычу.