Кошка в сапожках и маркиз Людоед

Лакомка Ната

Юджени ахнула и стала белой, как простыня. Она прижала руки к щекам и только и повторяла «нет, нет».

– Нет, Ноэль не может… - произнесла она, наконец, более-менее внятно. – Я не верю…

– А чему поверите? – я начала терять терпение. – Есть другая причина, почему он держит вас здесь? Так расскажите мне, чтобы я не думала плохо о хорошем Ноэле.

– Он сказал, так лучше, - с трудом выговорила Юджени.

– Для кого?

– Для меня и для Марлен…

– Чем лучше? Опомнитесь! – теперь я

уже сердилась по-настоящему. – Вам надо бежать, вам надо быть вместе с дочерью. Разве нет? Разве вы не хотите быть рядом с Марлен? Вам нравится сидеть здесь?

– Нет, - прошептала она и сжала прутья решётки так, что побелели костяшки пальцев.

– Вы не рассказали милорду обо мне? – продолжала допытываться я.

– Нет, - снова прошептала Юджени.

– Вот и хорошо. Вы знаете, где хранится ключ от решётки?

– Нет, - прошептала она в третий раз. – Но я видела, что Ноэль кладёт его в карман камзола… Такой большой ключ, с фигурной бородкой… Старинный…

– Ждите меня и ничего не бойтесь, - сказала я и похлопала её по плечу. – Я спасу и вас, и Марлен.

Глава 18. Тайна семьи Огрестов

План спасения был прост и гениален – я была в этом уверена. В тот день, когда Планели отбыли ночевать к себе домой, у Лоис были похищены сонные капли, а в печь был отправлен вкуснейший бисквит с изюмом и цукатами. Никаких пирогов с черносливом, как советовали некоторые строптивые книги! Никаких тортиков «Мужская радость» для тех, кто мужчина лишь по определению!

Было бы хорошо, если бы госпожа Броссар тоже взяла выходной, но, как назло, она не собиралась уходить. Ладно, всё равно она будет в спальне и не помешает.

К вечеру я поджидала Огреста, наряженная в красные сапожки, любимую укороченную юбку и кофточку с глубоким вырезом. Чтобы сразить с первого взгляда, очаровать врага сразу и усыпить бдительность.

Маркграф нарисовался к восьми часам, забрал из кухни приготовленный Лоис поднос с ужином и ушёл к себе в кабинет. Я втайне порадовалась, что не в спальню, схватила приготовленный свой поднос, засекла пять минут, а потом постучалась в дверь кабинета.

Я открыла, не дожидаясь разрешения, и Огрест, стоявший у окна, резко обернулся.

На столе остывал ужин, к которому никто не притронулся, и я поставила рядом свой поднос, стараясь не замечать, каким страдальческим тут же стало лицо маркграфа.

Старалась не замечать, но внутри так и кипела от возмущения.

Страдалец!..

Посадить бы в подвал его! На семь лет! Вот тогда поглядели бы, какое у него стало лицо!

– Зачем вы здесь? – спросил Огрест, помедлив.

– А вы не видите? – ответила я вопросом на вопрос. – Принесла вам сладкое. Это в качестве примирения, месье.

Он молча смотрел, как я постилаю салфетку, как отрезаю кусочек торта, наливаю кофе в чашку, и становился всё задумчивее и печальнее. С такой печалью людоед мог бы смотреть на цветочки и ягодки, думая о бренности бытия.

– Не хотите ужинать – выпейте кофе, - предложила я. – Кофе прогоняет дурные мысли, и на сердце сразу станет светлее.

– Вы так наивно верите, что лакомства всегда развеют горе? – усмехнулся он.

– Пусть не развеют, но сердце смягчат, - я кокетливо улыбнулась. – Вам сколько сахара?

– Одну ложку, - подсказал он, по-прежнему стоя у окна.

Я насыпала и размешала, не переставая поглядывать на маркграфа с улыбкой.

Он, наконец, отлип от подоконника, подошёл к столу и спросил:

– Опять тортик? Я так скоро растолстею.

«Вам пойдёт», - чуть не буркнула я, но сдержалась и сказала мягко:

– Боитесь растолстеть – не ешьте много, месье. К тому же, здесь – изюм и цукаты. Это очень полезно зимой. Кстати, не поблагодарила вас за ёлочку. Это было так мило с вашей стороны.

– Мне показалось, ёлка будет уместнее в гостиной, чем метла, - ответил он, глядя на чашку кофе и барабаня пальцами по столешнице.

Почему он не пьёт кофе? Не разгадал ли мою хитрость? Я занервничала, но тут Огрест предложил:

– Поужинайте со мной, Кэт? Мы с вами, и правда, как-то очень бурно переживаем эту зиму, пора бы заключить перемирие.

– Рада, что вы тоже к этому готовы, - подхватила я. – Конечно, с удовольствием составлю вам компанию.

– Позвольте, поухаживаю за вами, - он пододвинул мне кресло, а сам сел в кресло по ту сторону стола и отпил кофе. – Корица? – спросил он, вопросительно посмотрев на меня.

– И анис, - сладко ответила я, изо всех сил стараясь не показать, что меня пробила дрожь от подмышек до коленок.

– Очень вкусно, - похвалил он. – А торт вкусный даже на вид.

– Попробуйте, - я пододвинула ему блюдце. – И я попробую тоже. Только лишнее блюдце не принесла…

– Берите моё, - щедро разрешил он и придвинул мне не только блюдце, но и вторую чашку, которая стояла на его подносе. – А я так…- он взял кусок торта пальцами и откусил. – Значит, весной нам надо ожидать открытия столичного кафе «У Прекрасной Кэт»? – спросил он, прожевав.

– Это мечты, - уклончиво ответила я, отправляя в рот кусочек, и чувствуя, что не смогу его проглотить – в горле пересохло от волнения.

– Иногда мечты сбываются. А у вас явный талант к выпечке, - ответил он как-то странно, будто думая о другом, и вдруг сказал: - Простите меня, Кэт. Я повёл себя отвратительно. И я был неправ по отношению к вам.

– Вот как? – честно говоря, я не знала, что ещё сказать.

Случаев, когда милорд Огрест повёл себя «не так» было слишком много, бесполезно даже гадать, о каком пошла речь.