Кошки-мышки
Шрифт:
Выслушав поздравления и гипертрофированные комплименты, я выдала ответные пожелания, сделала вид, что пью шампанское, налегала на кофе.
Подвыпившие мужчины (скорее всего, визит ко мне был не первым сегодня, и везде прикладывались) смотрели на меня игриво. Служебные романы провоцируют не женщины, как многие считают, а принявшие на грудь в служебные часы или во время корпоративных вечеринок мужики. С другой стороны, если хмельной мужчина глух к зову плоти, то ему прямая дорога к сексопатологу. Мы тоже не святые. Зачем творчески улучшать собственное лицо и тело, коль зритель отсутствует? Кто станет наводить дорогой макияж перед мытьем посуды или пропалыванием грядок?
Каждый раз, отправляясь на встречу с Назаром, я продумывала наряд, тщательно наводила макияж. И это доставляло мне удовольствие, потому что самое интригующее в любовном свидании — ожидание и предчувствие свидания.
Я млела и трепетала, хотела понравиться ничтожеству, которое чуть не превратило мою судьбу в пошлый сериал.
Назар звонил трижды. Говорил о любви, рассказывал про квартирку для наших свиданий, которая вот-вот будет готова…
Имеете полное право меня осудить: не осекла его, не сказала, что отношения закончены, не открыла, что знаю его гнилую суть, не выплеснула отвращение, гадливость и ненависть — только бурчала неразборчиво про занятость и невозможность сейчас разговаривать.
Не все мамины уроки я усвоила. Она считает желание мстить низменным чувством. Вслед за Львом Николаевичем Толстым. И нравственная высота: после удара по правой щеке, подставлять левую — мне недоступна. Потому что не только мама меня воспитывала, учили жизни дворовые и школьные стаи. В них, если хочешь выжить, не оказаться на третьестепенных ролях, надо демонстрировать зубы и кулаки, а то и пускать их в ход. Один раз позволил кому-нибудь тебя укусить — завтра пятеро вцепятся. Поэтому Назар будет наказан, хоть вы меня убейте.
Как во мне вмещалось громадное, судьбоносное желание вернуть мужа и низменное — отомстить Назару, не знаю. Но одно без другого — как суп без соли. Тот же борщ, который еще долго, наверное, не смогу даже видеть.
Поскольку ни один сайт компаний, занимающихся частным сыском, меня не удовлетворил, а обращаться к знакомым было немыслимо, я решила поддаться воле судьбы, то есть интуиции.
Максим, который считает всякие астрологические и прочие ненаучные предсказания полнейшей ерундой, все-таки признает роль интуиции. Правда, с оговорками. Если балерина с бухты-барахты решит играть на бирже, основываясь в выборе акций только на своих капризах и предчувствиях, то наверняка проиграет. Если же биржевой маклер руководствуется интуицией, то выигрыш возможен. Сумма знаний маклера — неосознанный двигатель его интуиции.
По пути из переговорной в свой кабинет я прихватила газету бесплатных объявлений, которую кто-то оставил у вешалки.
Открываем раздел «Услуги», ищем. Есть. Лаконичное объявление: «Услуги частного детектива. Конфиденциально…» и телефон.
Набираю номер.
— Да? — отвечает хриплый мужской голос.
Уже плохо. В порядочной фирме в первую очередь с тобой поздороваются и представятся. Но я-то интуитивно действую.
— Добрый день! Это — по объявлению. Мне нужен частный детектив.
— Слушаю вас.
— Это не телефонный разговор. Необходима личная встреча. И сегодня, если вам нужен клиент, — с нажимом произнесла.
— А завтра?
— Завтра по моему заданию будет работать другой детектив.
— Ладно, куда мне ехать?
— Вам — никуда. Диктуйте адрес, сама приеду в ваш офис. Но для начала не мешало бы представиться.
Пауза.
— Алло? — позвала я.
— Представляйтесь, — ответил детектив.
— Лидия Евгеньевна. Вас зовут?
— Гаврилов.
Опять пауза.
— Господин Гаврилов, у вас имеется имя-отчество?
— Иван Николаевич.
Офис детектива Гаврилова находился у черта на куличках, в спальном районе. Проезд в частоколе панельных многоэтажек знали только местные обыватели. Пришлось три раза останавливаться, спрашивать дорогу. Да и сам офис располагался на пятом этаже жилого дома. Иными словами, это была обычная квартира.
Моя интуиция давно пищала: «Ошиблась, извини! Разворачивайся и отправляйся обратно. Глупо искать тут мастеров сыска».
На вид Ивану Николаевичу Гаврилову было под шестьдесят. С учетом того, что от него несло перегаром, а мешки под глазами, красные прожилки на щеках явно свидетельствовали — алкоголик — на самом деле, наверное, лет сорок с хвостиком. Он встретил меня в помятом костюме, несвежей рубашке, при галстуке, который, похоже, служил и салфеткой. Костюм дополняли стоптанные шлепанцы.
Мужчин, при галстуке расхаживающих в комнатных тапочках, надо сажать на пятнадцать суток как хулиганов, за оскорбление хорошего вкуса. Но при такой постановке вопроса Гаврилов не вылезал бы из тюрьмы.
— Проходите, — пригласил он. — У меня не очень убрано, ремонт начинается.
Как же! Ремонтом здесь и не пахло, только застарелой грязью. Линолеум в прихожей с прошлого года, наверное, не мылся.
— Иван Николаевич, — спросила я, не двигаясь и не снимая пальто, — у вас есть лицензия?
Сейчас он заюлит, а я буду иметь повод убраться из этой грязной берлоги.
— Есть лицензия, как не быть, покажу, — говорил Иван Петрович и совершал странные пассы вокруг меня.
Сразу не поняла, зачем он поднимает руки, будто приголубить меня хочет, не знает, с какой стороны обнять.
— Пальтишко снимите?
Он изображал готовность принять у дамы пальто! Галант. Ладно, давайте пообщаемся.
Иван Николаевич провел меня в комнату, обстановку которой можно было бы назвать спартанской, чтобы не употреблять слово «бедная». Письменный стол, диван, два стула. Темные портьеры задернуты и за ними что-то топорщится. Гаврилов, догадалась я, перед приходом клиентки смахнул вещи со стола, с дивана, сгреб с пола и спрятал за шторой. Чисто мужская смекалка.
— Присаживайтесь, — указал он стул, обошел стол и сел на другой стул.