Космическая одиссея Инессы Журавлевой
Шрифт:
— Где я и как сюда попала? — задала я насущный вопрос.
— Мы здесь ненадолго, — ответил мужик. — Скоро прибудет катер, и отправимся к твоему новому жилищу.
Обдумав его слова, я изрекла только одно:
— Кирдык тебе, Бильярдный Шар, полный и окончательный.
— Что? — не понял скорый покойник.
— Писец тебе, говорю.
— Не понимаю.
— Твою ж мамашу, мужик. Говорю, капут тебе. Капец. — Он все еще не понимал, и я махнула рукой. — Когда придет, тогда узнаешь.
— А-а, твой приятель? — «догадался» дурень. — Можешь не ждать, он… сильно нездоров.
И
— Где Руся, сволочь? — напустилась я на него.
— Пр-р-рима, — зарычал нехристь.
— Что ты с ним сделал?!
И по голени, и каблуком наступить… Мужик взвыл, я осклабилась, и… все. Меня скрутили, и операция «бей уродов» закончилась. Болезный попрыгал на одной ноге, еще немного порычал, говоря непонятные мне слова, ругался, видать. Меня швырнули обратно на кровать, не забыв напялить устройство, напоминающее наручники. Я извернулась и лягнула лысого, пока он ругался, стоя ко мне задом. Ноги тоже сковали.
— Повязали, гады, — прошипела я.
— Прима! — рявкнул лысый.
— Тамбовский волк тебе прима, — огрызнулась я.
— Доиграеш-шься…
— Не пугай, пуганные, — я гордо выпятила грудь, и инстинкт самосохранения завопил:
— Заткни-и-ись!!!
— Нет уж, пусть говорит, — заявила моя безрассудность. — Мы им сейчас все скажем. Мы им…
Новый укол прервал мою брань и диалог опций. Мой следующий возврат в суровую реальность ознаменовался отсутствием головной боли, поэтому мозг решил поработать, и я не стала начинать общение с похитителями с ругани. Я полежала с закрытыми глазами, прислушиваясь к негромкому разговору, который велся недалеко от меня, надеясь узнать из него больше, чем из ответов на вопросы.
— У Карна уже ждут, — сказал первый.
— Подождут, — ответил второй, и я узнала лысого. — К себе ненадолго заберу.
— Товар испортишь, — запротестовал первый.
— Воспитаю, — недобро усмехнулся лысый. — Она мне задолжала. Ни одна женская особь не смеет себя так со мной вести.
Инстинкт самосохранения многозначительно помычал, безрассудность скромно промолчала. Однако информация неприятная. Во-первых, меня собираются продать, это плохо, во-вторых, воспитать, это совсем плохо, потому что дрессировке я не поддаюсь. Значит, будут бить, возможно больно. Черт. Доплясались, Инесса Николаевна. Нужно было меньше задом на стойке крутить. Ладно, отставить ругать себя, успеется. А что с моим другом Русей? Живой хоть? От мысли, что они могли убить Брэна, захотелось взвыть, но сдержалась.
— Кир, не дури, сдадим Карну, он воспитает, — воззвал к разуму лысого первый.
— Нет! — рявкнул тот. — Я сказал ненадолго. Можешь пока поискать кого-нибудь другого.
— Если бы примы встречались на каждом шагу, за них бы не платили бы столько денег, — проворчал первый. — Если испортишь, можно забыть о той сумме, которую обещал Карн. Нет, Кир, я не могу
Мли-ин… Я идеальна и слишком дорого стою. А еще за меня опять грызутся два мужика, но ни фига не льстит. Где мои мальчики?.. Ищут меня, сердешные. А вот не висели бы на кукле, я бы не сбежала с Русей. У-у-у, гады! И что с Русиком? Тут мне пришло в голову, что до меня добиралась Сима. Я обрадовалась и попробовала мысленно ее позвать. А в ответ опять тишина. Черт.
— Я сказал, забираю, — отчеканил нудный лысый Кир.
— Не забираешь! — гаркнул неизвестный, и я приняла его сторону.
Пока они ругались, я вновь вернулась к размышлениям. У Димы со мной прямой канал связи. Но мы ни разу не разговаривали по нему, однако на Латоне он нашел меня имена так. Попробовала позвать Ардэна. Так же глухо. Мне вдруг в голову пришла мысль, что мои мальчики просто забили на меня. Не нашли и ладно. Вон у них какая лялька теперь есть, я ей вообще в подметки не гожусь со всей своей идеальностью. Стало больно и обидно. Вот такая, млин, любовь.
Пока я страдала, послышались звуки борьбы. Лежать трупом больше не получалось, и я распахнула глаза. Лысого лупил по морде мужик с тонким аристократическим лицом. Несмотря на видимую хрупкость, он явно обладал немалой силой, потому что более мощный лысик никак не мог из-под него выбраться. Мой потенциальный воспитатель что-то нащупал у аристократа в кармане, вытащил подобие карандаша, из которого выскочило светящееся лезвие, и воткнул противнику в бок. Тот страшно закричал, выгнулся и обмяк, опадая безвольной медузой на лысого.
— Вашу мать! — заорала я, глядя на убиенного. — Он мертвый? Ты его убил?!
— Очнулась? — лысый скинул с себя тело и встал на ноги, отряхиваясь и поглядывая на меня. — Ну и хорошо, едем домой. Там и с твоим панцирем разберемся.
Я недоуменно взглянула на себя и охнула. Мое платье облепило меня, как вторая кожа и стало твердым. Это я поняла, когда потрогала его. По моим ощущениям дискомфорта не было, а вот внешне, действительно, выглядело как панцирь. Теперь я поняла, что имел в виду Дима, когда говорил, что его даже ножом не срежешь. Попробуй пробить такую броню. Платьишко мое, родненькое. Теперь я его оценила в полной мере. Я тут же получила ответный импульс тепла и нежности, и это придало уверенности.
Тем временем лысый подхватил меня на руки и понес на выход из небольшого полутемного помещения, где я все это время лежала на узкой койке. Мы оказались под тремя лунами, расположенными друг от друга на неравном расстоянии. Я забеспокоилась, на Ингвее ли мы еще? Может, потому меня и не слышат ни Сима, ни Дима, что я нахожусь уже далеко?
— Надо убираться с Ингвеи, — ответом на мой вопрос прозвучали слова неизвестного.
— Успеется, — отмахнулся Кир.
— Она под защитой аттарийцев, ты же слышал, — возмутился неизвестный. Я нашла его взглядом и признала мужика из казино, кричавшего, что примы умеют развлекаться. — Они будут ее искать. К тому же мы вырубили одного из них. Ты же знаешь, как аттарийцы носятся со своим Законом Неприкосновенности! Мы им сами руки развязали.