Космическая шкатулка Ирис
Шрифт:
– Никого, – ответил он. – Я один. Я и искусственный интеллект звездолёта. Это звездолёт. Для небольшой группы людей. Его зовут «Пересвет».
– Значит, он живой? Если у него имя? И где люди?
– Он машина. Но машина не мёртвая. Я не встретил людей. Тех, кто ожидали «Пересвет». Я один. Я заблудился. Причина не выяснена. Как называете вы свою планету? Свою звезду?
– Звезду? Планету? У нас есть Родина. Есть солнышко, есть око Создателя. Оно светит нам по ночам. Оно возникает в центре неба ночью, и от него расходятся сияющие лучи. Есть много и много звёзд. Они маленькие, но тоже сияют по ночам. Ты разве не видел?
–
– Ты уже говоришь нормально, – отметила Ива.
Фиолет открыл одну из дверей. Хотя, как и открыл. Она просто убралась в стену сама собою. Они очутились в небольшом и пустом помещении. Посередине стояло сооружение, похожее на кровать, но полностью прозрачную и укрытую сверху куполом.
– Сюда, – сказал Фиолет, – ты ложишься. Я буду изучать твою ногу. То есть не я. Робот даст все данные. После изучения.
Обмирая, девушка приблизилась как к собственному гробу и послушно легла, устав и удивляться и пугаться. От Фиолета продолжало исходить нечто, что давало ей успокоение, уверенность, – ничего плохого не произойдёт. Возможно, он как-то и чем-то на неё воздействовал, но она была слегка заторможена. Прозрачный купол отъехал сам собою абсолютно беззвучно, и едва она легла на приятно-тёплую мягкую, упругую поверхность так называемой кровати, как купол опять надвинулся уже над нею. Возникла тихая вибрация, похожая на отдалённую музыку, на широко открытые глаза стал наползать белый туман, и Ива отключилась. Очнулась она так, словно бы спала, и даже не сразу поняла, где она и с кем. Фиолет стоял рядом. Купола над кроватью не было. – Вставай, – сказал он и протянул руку для помощи. Вылезая, Ива увидела, что высокая кровать сама опустилась до уровня пола, и ей не пришлось прыгать вниз. На стене рядом с диковиной кроватью возникли некие узоры и даже картинки. Мерцали какие-то знаки, то пропадая, то возникая уже в новой конфигурации. Они были разноцветные. Какой-то голос что-то тихо и в то же время мелодично говорил что-то неразборчивое. Фиолет сел в белое круглое сидение, непонятно откуда тут появившееся. Оно напоминало половинку скорлупы от яйца, но яйца очень большого. Без всякого звука из стены выехало второе такое же сидение – половинка скорлупы, и он знаком велел ей сесть. Она села, и упругое мягкое сидение обхватило её, приняв форму её тела. Стало очень легко, поскольку пропало ощущение собственного веса. Фиолет был погружён в рассматривание того, что показывала ему стена. Там постоянно что-то менялось. Иногда он нажимал пальцами на рисунки, и они исчезали, появлялись другие рисунки и знаки. Иногда что-то приятно для слуха пиликало.
– Понимаешь. В чём дело, – сказал он. – У моего медицинского робота ограниченные возможности. Он создан для экстренных случаев. Если бы перелом был свежий. Он починил бы тебя. Через несколько дней ты прыгала бы. Как прежде. Когда была здорова. Или при наличии врача робот починил бы тебя. Но я не врач. Я не обладаю полнотой нужных познаний. Тебе нужна операция. Очень сложная. Её может сделать врач. Я же космодесантник. Технарь. Прогноз на будущее неутешителен. Кость на грани злокачественного перерождения. Процесс может принять и ураганное течение. Внезапное и быстрое. Ты можешь умереть очень быстро. Я дам тебе необходимое лекарство. Чтобы восстановительные процессы брали верх над деградацией костной ткани. Чтобы иммунитет не был
Фиолет вышел, и вскоре вернулся. У него в руках был какой-то носок телесного цвета. Он быстро и ловко нахлобучил его на её ногу. – Ортез, – сказал он. – Будешь носить, и не будешь так сильно хромать. Напряжение на кость будет ослаблено. На ночь снимай. Раз в неделю просто прополощи его. В чистой воде. Всё. Ему нет сноса. Нога в нём будет дышать. Застойных явлений не будет. Особый материал.
Ива даже не почувствовала того, что на ноге что-то есть. Она потрогала носок. Он был атласный и походил на настоящую кожу. Стена внезапно погасла, стала, как и была. Пустой и серебристой.
– Что за другими дверями твоего волшебного дворца? – спросила она.
– Там отсеки для проживания людей. Для их отдыха и сна. Технические отсеки. Рабочие отсеки. Главный отсек управления, где собственно и находится центр корабля, его искусственный интеллект. Этот отсек медицинский.
– Очень легко у тебя дышится, – заметила она.– И свет как под небом сидишь, когда солнышко перестаёт сиять. Ранним вечером или утром. – Она озиралась в поисках источника света. Но таковых не было. Свет был, а откуда он брался, неизвестно.
– Мы должны идти, – сказал Фиолет. – Я должен экономить энергию. Для этого надо отключить системы жизнеобеспечения. Включить режим автоматической починки порушенных частей машины. Искусственный интеллект сам починит, что надо. Если сможет. Восстановление очень долгое. Я не теряю надежды на восстановление звездолёта. Вернуться домой. Если нет, то искусственный интеллект «Пересвета» угаснет, истратив свой ресурс. Вроде, как умрёт. Мне придётся остаться тут навсегда.
– Что же тогда с тобою будет? Что будет с твоим звездолётом, если спрятанный в нём Пересвет умрёт?
– Звездолёт станет ненужным хламом. Под собственной тяжестью он погрузится. В подпочвенные слои грунта. И даже глубже. Он как бы сам себя похоронит. Ясно? Автоматически запустится режим самоликвидации. Звездолёт обладает невероятной плотностью. Утратив свой интеллект. Свою особую жизнь, он станет не способным. Держаться на поверхности. Он утонет в грунте. Как камень в воде. Вроде, сам себя захоронит. Чтобы не отравлять продуктами собственного распада. Вашу землю. Ты поняла?
– Не очень. Но страшно.
– Чего же страшно? Было бы плохо, если бы я погиб. Но я выжил.
– Поэтому ты и взял одежду моего отца, что твоя одежда очень уж странная. Я же видела тебя в Храме два года назад. Ты помнишь это? А ботинки моего отца тебе не подошли? У него, конечно, не такой большой размер ноги.
Он внимательно вгляделся в её глаза. – Я разве был в Храме? Когда? Я ничего не помню, – пробормотал он настолько растерянно, что Ива ещё раз убедилась, насколько он человек, а не Супротивник, как говорил тогда Капа.
– Как же не помнишь? Ты ещё открыл двери и вошёл. У тебя был такой горящий взор, и серебряное одеяние было похоже на свечение, в которое ты был заключен целиком.
– Я получил сильную контузию. Плохо помню те дни.
– Где же ты жил целых два года? Зимой, когда снег и мороз?
– Я не помню,– он заметно растерялся. Он ширил на неё свои глаза так, что невольно напомнил смешного и наивного Ручейка. Вдруг он страдальчески поморщился, – Где придётся. Так я думаю. Тут же много брошенных домов.