Космический Апокалипсис
Шрифт:
— Вопрос касается сканирования вашего отца на альфа-уровне.
— Да?
— Я хотела бы знать, что случилось потом с этой записью.
Под слабым «внутренним» дождем мужчина с хитроумным пистолетом проводил Хоури к ожидавшему их кабельному такси. На машине не было номера, не было и других опознавательных знаков. Она была такой же незаметной, как и брошенный в Монументе паланкин.
— Входите…
— Одну минуту… — Как только Хоури открыла рот, мужчина упер ствол пистолета ей в позвоночник. Не больно, но твердо, не так чтобы ранить, а с целью напомнить — пистолет
— Нет. Я вам уже сказал. Ваши рассуждения слишком банальны.
Ничего важного он ей не сообщит, это ясно. Уверенная, что ее следующий вопрос тоже останется без ответа, она все же спросила:
— А вы кто такой?
— Карлос Манукьян.
Ответ встревожил ее даже больше, чем его искусство в обращении с пистолетом. Он ответил слишком правдиво — это не был псевдоним. Стало ясно, что в лучшем случае он преступник, если можно говорить о преступности в этом городе, полном беззакония. И он намерен впоследствии ее убить.
Дверь машины с треском захлопнулась. Манукьян нажал кнопку на консоли, благодаря чему атмосфера Чазм-Сити стала еще хуже — машина выбросила струю вонючего пара и, подпрыгнув, вцепилась в ближайший трос.
— И кто же вы такой, Манукьян?
— Я помогаю Мадемуазель.
— Как будто этого и дебил не понял бы!
— У нас особые отношения. С давних пор.
— А я ей зачем?
— Думаю, теперь это уже должно быть для вас ясно, — ответил Манукьян. Он все время держал пистолет направленным на нее, хотя глаза его время от времени переходили на навигационную консоль. — Есть один человек, и Мадемуазель хочет, чтобы вы его устранили.
— Именно этим я зарабатываю себе на жизнь.
— Вот именно. — Он улыбнулся. — Разница в том, что тот тип за это не уплатил.
Вряд ли есть нужда говорить, что идея написать биографию вовсе не принадлежала Силвесту. Инициатива исходила от человека, которого Силвест мог заподозрить в любезности меньше кого-либо другого. Случилось это шесть месяцев назад, во время одного из редких свиданий с главным виновником его заключения. Нильс Жирардо поднял этот вопрос как бы между прочим, упомянув, что он сам удивляется, почему никто до сих пор не взялся за это дело. В конце концов пятьдесят лет, проведенных на Ресургеме, это целая жизнь, и хотя эта жизнь имеет вот такой нескладный эпилог, она в определенной степени открывает перспективу, уходящую в годы Йеллоустона.
— Проблема, — сказал Жирардо, — в том, что ваши прежние биографии писались людьми, тесно связанными с той социальной средой, которую они изображали. Все они были либо рабами Кэла, либо вашими, а наша колония была столь замкнута, что не было точки, откуда виделась бы общая перспектива.
— Вы что же, считаете, что Ресургем перестал быть замкнутым?
— Хм… По-видимому, нет, не перестал, но мы сейчас имеем хотя бы преимущество взгляда издали — как во времени, так и в пространстве, что позволяет видеть вещи отчетливее. — Жирардо был приземистый, мускулистый человек с шапкой ярко-рыжих волос. — Признайтесь, Дэн, когда вы вспоминаете свою прежнюю жизнь на Йеллоустоне, вам
— До сих пор не пойму, — сказал Силвест, — почему вы поощряете это? — И кивнул на стража, который присутствовал при разговоре. — Или вы надеетесь что-то выгадать с помощью моей биографии?
Жирардо кивнул.
— Отчасти — от очень большой части, по правде говоря, — так и есть. Вы же понимаете, что Силвест — это все еще фигура, к которой люди весьма неравнодушны?
— Хотя большинство этих людей были бы рады, если бы меня повесили.
— Отчасти верно, но перед тем, как проводить вас на виселицу, они наверняка захотели бы пожать вам руку.
— И вы надеетесь чем-то поживиться от этого интереса?
Жирардо пожал плечами.
— Новый режим достаточно жестко регулирует ваше общение с миром. В наших руках оказались ваши записи и ваш архив. Этот факт дает нам возможность уже сейчас приступить к работе над биографией. У нас есть даже доступ к материалам йеллоустонского периода, о которых никто, кроме членов вашей семьи, не имеет представления. Конечно, в обращении с ними необходима особая деликатность, но не воспользоваться ими было бы глупо.
— Понятно, — Сейчас все стало ему кристально ясно. — Вы хотите все это использовать ради моей же дискредитации?
— Ну, если факты вас дискредитируют… — Жирардо оставил фразу висеть в воздухе.
— Когда вы меня сместили… вам этого было мало?
— Это было девять лет назад.
— И что?
— То, что люди начинают забывать. И тогда им следует слегка напомнить.
— Особенно если в воздухе пахнет желанием перемен?
Жирардо поморщился, как будто последнее замечание свидетельствовало о дурном вкусе собеседника.
— Можете, кстати, позабыть о Праведном Пути, особенно если рассчитываете, что они способны стать вашими спасителями. Они не остановятся перед тем, чтобы сунуть вас в еще более грязную каталажку.
— Ладно, — сказал устало Силвест. — А что я буду от этого иметь?
— А вы думаете, что вам что-то должно перепасть?
— Вообще-то да. Иначе зачем вам тут столько времени рассусоливать со мной?
— Да, ваше сотрудничество с нами может сослужить вам хорошую службу. Мы, как вы видите, могли бы работать и с теми материалами, которые захватили. Но ваш личный взгляд может оказаться очень полезным. Особенно в ряде сравнительно слабо освещенных эпизодов.
— Давайте не будем вилять. Вы хотите, чтобы я авторизовал топорную работу. Чтобы не только благословил эту грязь, но фактически помог бы вам уничтожить самого себя?
— Я мог бы облегчить ваше положение. — Жирардо обвел взглядом более чем скромную камеру, в которой содержали тогда Силвеста. — Посмотрите, какую свободу я предоставил Жанекину, чтоб он мог продолжать возиться со своими павлинами. И в вашем случае я мог бы стать весьма гибким, Дэн. Доступ к последним материалам по амарантянам, возможность общения с коллегами. Возможность публикации ваших взглядов. Может быть, даже отдельные экскурсии за пределы этого здания.