Космический маразм
Шрифт:
Я только сейчас почувствовал, как хочу есть. Чёртова теория вероятностей, будучи лженаукой, всё-таки умудрилась притупить моё восприятие действительности до такой степени, что я забыл о своих важнейших физиологических потребностях.
Надо было идти в магазин. Но решиться на это стало теперь намного сложнее. Там, в мире за дверью, прятались ухмыляющиеся тигры и старики с дырами во лбу, а может, и кто пострашней…
Я посмотрел в глазок. Ни души. Осторожно повернул ручку замка и приоткрыл дверь. На площадке было пустынно и тихо. Я выскользнул наружу и начал спускаться вниз.
Лестницы.
Вот и моя тоже. Я спускался по ней, должно быть, уже несколько тысяч раз, и она практически не менялась, всё так же отзываясь лёгкой вибрацией на стук моих шагов. Кое-где, конечно, стирались углы ступеней, на стенах по пути моего следования появлялись новые надписи, но, в общем и целом...
Я похолодел. Совсем недавно на том месте, куда уставился мой озадаченный взор, располагалась корявая надпись «Лысый – лох», исполненная в классической технике выцарапывания на штукатурке. Теперь же я видел только гладкую девственно чистую стену, и пытался понять, как же такое возможно.
Очевидно было, что стену никто не красил, а другого способа бесследно удалить нацарапанные буквы не существовало. Значит, я что-то путал. К примеру, раньше надпись располагалась на третьем этаже, а я сейчас был... На каком?
Я приблизился к перилам и бросил взгляд вниз, отчего моментально закружилась голова. Лестница уходила вниз бесконечной угловатой спиралью, теряясь в сумрачной пугающей бездне.
– Это сколько же этажей?
– произнёс я вслух.
– Сто?
Я вцепился в перила и попытался успокоиться. Всё это могло иметь объяснение. Например, это не мой дом. Или у меня не все дома. Или… Нужно было просто идти дальше.
Я медленно спускался вниз. Рука скользила по стене. Мне показалось, что стало темнее. Наверно, на улице солнце зашло за тучу. Лестница подрагивала под моими шагами, и я ощущал, как эта дрожь отдаётся в бетоне, заставляя покачиваться пространство вокруг.
Я старался не смотреть вниз. Просто шёл, погружаясь всё дальше и дальше в темноту и стараясь сдерживать всё ускоряющееся биение сердца. Мне казалось, что, внизу, в глубине, меня ждёт огромное и страшное чудовище, готовое сцапать меня за ногу своей зубастой пастью…
Я вздрогнул, услышав рядом с собой тихое сопение. Остановившись, прислушался. Тишина. Должно быть, это дышал я сам. Но тут же из-за стены послышался сдавленный, недобрый смех. И на штукатурке прямо перед моими глазами проступила надпись, размашисто процарапанная гвоздём или когтем: «Варгнаттубогариттул - лох».
Это было уже слишком. Я быстро понёсся по лестнице вниз, делая виток за витком по спирали. Почтовые ящики. Дверь. Улица. Мне в глаза ударил яркий свет. Я отбежал от подъезда и обернулся назад. Обычная серая хрущёвка, в которой я жил много лет. Никаких дополнительных этажей, никаких телескопических подвалов или раздвигающихся крыш.
Я огляделся. Пара прохожих, спешащих по своим делам. Пустая алюминиевая банка возле корней пёстрой берёзки. Гул машин, проезжающих за соседним домом. Всё так, как и должно было быть. Но я уже понимал, что мир только кажется привычным и безопасным.
Обойдя свой дом, я поднялся на крыльцо магазина. Боковым зрением заметил, что школа-интернат по-прежнему находится на месте. Вошёл в магазин. Приблизился к витрине.
Подход к выбору продуктов у меня всегда был простой. Я покупал то, что легко приготовить. Конечно, правильнее употреблять пищу, полезную для здоровья. Но когда ты молод и ещё не очень почувствовал, что означает это самое здоровье, то выбирать трудно. Углеводы ведут к ожирению, орехи засоряют кишечник, свинина забивает жиром сосуды, молоко может вызвать расстройства желудка, перец разрушает печень и только глютамат натрия безопасно выводится из организма. Так что я не очень обо всем этом задумывался.
– Слушаю вас, - сказала полная женщина, стоящая по ту сторону прилавка.
– Э… Пельменей вот этих полкило. Сосисок штук десять. Рис. Кетчуп. Макароны такие спиральками. Соль. Хлеб чёрный.
– Соли нет, - отрезала продавщица.
– Нет? А вместо неё ничего… То есть… Ну ладно, - я положил перед ней тысячную бумажку.
– Не знаю, наберу ли сдачи…- пробормотала она, и стала толстыми пальцами, похожими на гнилую морковь, копаться в ящиках кассы. Я тем временем складывал всё в пакет, думая про себя, что сегодня необычный день, который явно добром не кончится.
– Вот, держите. Можете не пересчитывать.
Я поднял глаза. Передо мной на прилавке стоял огромный полиэтиленовый пакет, набитый мелочью. Насколько я мог видеть, преимущественно рублями.
– Что это? – спросил я упавшим голосом.
– Сдача. Семьсот шестьдесят один рубль, - продавщица улыбалась и смотрела прямо мне в лицо своими заплывшими жиром озорными глазками.
– Э... А покрупнее… Ну ладно… Спасибо.
Я уложил пакет с мелочью поверх сосисок и поплёлся восвояси. Добрался до квартиры, на кухне рассовал продукты по углам, мелочь в пакете оставил на столе и подумал, что всё-таки нужно раздобыть соль.
Я вышел на площадку, не запирая дверь, и позвонил соседу напротив. Первую минуту никто не открывал, потом я услышал приближающиеся шаги и шорох.
– Кто там? – спросил голос Шуры из-за двери.
– Это я, Владимир. У вас нет случайно соли?
Клацнул замок. Дверь приоткрылась. В щель высунулась бритая голова. Шура некоторое время меня разглядывал, словно пытаясь узнать, потом открыл дверь пошире и сказал:
– Ну, проходи, сосед. Как нос?
– Нормально, - ответил я, ещё не успев вспомнить, при чём тут, собственно, нос, и вошёл. Вернее, протиснулся, потому что прихожая до самого потолка была заставлена ровными рядами красного кирпича.