Космофермер
Шрифт:
Замолкли трибуны от такого развития событий, а тот самый «пень» как вскочит да как заревет, я чуть не оглох, честное слово! Видели бы вы, что этот «пень» дальше творил! Как он только не ругался! И жуликами всех обзывал, и коррупционерами, и в суд грозился подать, и лавку чуть не перевернул. Нет, он, наверное, точно нашу ложу разгромил бы, и нам бы досталось до кучи. Но тут в ложу вваливаются два здоровенных гиппопо с дубинками и начинают бедному «корню» сучки его вязать. Он подергался было – да только куда там ему супротив таких туш?! Причем один из гиппопо с сержантскими нашивками извлекает такую зловещего вида пилу и самым натуральным образом грозит «корню» все его сучки-отростки отпилить на хрен. «Корень» сдался, а потом разревелся, как дитя малое. Видно, этот угорь погибший очень даже не безразличен ему был. Ну, вроде как друг
В общем, скандал замяли, хнычущего «пня» из ложи вывели. Я вздохнул облегченно и… снова себя на табло увидел. Надо же, эти циркачи, оказывается, весь этот скандал на экране показывали в разных ракурсах. Чтобы публику в перерыве позабавить, пока счастливчики, на Царапыча деньги поставившие, свои выигрыши в кассах получить успели. Вот ведь какой жестокий мир!
Но оказалось, что успокоился я рановато. Следующую истерику учинила гусеница – соседка моя по лавке. Когда клоун с арены объявил ее номер и на арене показался тот самый зубастик, она прямо на глазах посерела. Да как запищит, мол, где это видано, чтобы монстров на бой с культурными животными выпускать?!! Что ее собаки – дипломированные бойцы, а против них выставляют чудищ неправильных! Вскочила на лапки и шавок своих чуть ли не волоком из ложи утащила.
Остался я в ложе в гордом одиночестве и в чувствах довольно смешанных. Честно говоря, не очень мне это все понравилось, особо гусеницыно бегство. Нет, надо же, сама меня сюда чуть ли не силком приволокла, а как биться – так на попятную. У нас в деревне за такие дела знаете что делают? Помню, еще позапрошлым летом Ян Соровский из старшего класса пообещал Полю Стройну с водокачки морду набить за Катю Тринкен. Вот вышли они на задний двор, все честь по чести, ремни сняли, куртки скинули. А Поль и говорит, мол…
Так и не успел я вспомнить, чем у нас в школе все это дело закончилось, потому что клоун снова соскакивает со своей платформы на арену и объявляет, наконец, семерку. Шарика моего, то есть. Ну, думаю, пора, давай, Шарик, не подкачай. Выволок я пса своего за поводок из-под лавки, глянул в глаза ему, и как-то не по себе мне стало. Ну, на первый взгляд Шарик и Шарик, мало ли у нас на Грыме собак? А тут само собой вспомнилось, как щенком я его в лесу нашел, совсем ведь малюсенький был – на ладошке умещался. Как потом молочком парным отпаивал, паразитов разных из-под панциря выводил, ушки, другими собаками покусанные, зеленкой мазал. Как на рыбалку с ним ходил, как он мне уток подстреленных из болота вытаскивал. А когда чумкой заболел! Я же его в корзинке на роллере с дедовского хутора ветеринару вез среди ночи. И поверьте, так мне Шарика моего жалко стало. Что же это я? Лучшего друга – и зубастой твари на расправу. И только потому, что захотелось мне бои эти чертовы посмотреть. Ну да, я посмотрел, а ему теперь что? Вдруг как не выдержит его панцирь? Вон у Царапыча-то зубищи какие! И останутся от моего Шарика рожки да ножки. Точнее, лапки да панцирь. Потому как вряд ли какие зубы с этим панцирем совладают.
А он сидит как ни в чем не бывало, лапкой когтистой ушко себе чешет, в глаза
мне преданно смотрит, мол, че, хозяин, разбудил-то? И захотелось мне, братцы, поступить так же, как та гусеница, – схватить Шарика моего на руки и бегом отсюда подальше. Я уж и на ноги вскочил… Только не тут-то было. Смотрю, а клоун на пороге нашей ложи стоит. И не улыбается уже. А в руках у него увесистая такая дубинка.
– Эй, парень! Как там тебя… Люка? Ты даже не думай удрать. Заявил своего зверя, так уж будь добр – пусть бьется.
– Но я… Но он… – замямлил я, пытаясь придумать какую-нибудь уважительную причину для отказа от поединка.
– Что ты? Что он? – передразнил меня дядька. – Вот ведь мудрые какие развелись. Как посмотреть на халяву, так завсегда, а как до дела доходит… А ну клади своего зверя на платформу! Живо!
И дубинкой зловеще так по ладони похлопывает. Что было делать? Дядька прав на все сто. Заявился на бой – так иди до конца. Я взял Шарика на руки, поцеловал его в холодный нос и осторожно опустил в клетку на платформе. Шарик словно почувствовал что и жалобно заскулил.
– Намордник-то с него сними! – торопливо сказал дядька.
– А он у меня без намордника.
– Тогда начнем! – И дядька дал кому-то знак. Платформа медленно заскользила вниз, на арену.
– Итак, господа! – взвизгнул клоун с арены. – Смер-р-ртельный бой! Вызов непобедимому чемпиону в легком весе Цап-Царапычу бросает дебютант! Грозный броненосец по кличке Шарик с планеты Грым! Владелец – Люка Ажен, поприветствуем его, господа!
Тут, несмотря на весь трагизм ситуации, я хмыкнул. Надо же, мой Шарик – «грозный броненосец». Но очень быстро мне стало не до смеха, потому что чуть не ослеп – оказалось, что все прожектора Колизея разом повернулись в мою сторону. Я зажмурился и заслонился от света рукой. Нашли звезду экрана, и на хрен мне не нужна такая популярность. Из-за этих прожекторов я чуть было не упустил начало боя. А начало получилось занимательным. Едва дядька в шляпе забрался на свою платформу, немедленно взмывшую под потолок, и на табло высветились цифры, как крышка клетки с моим Шариком с громким щелчком откинулась. Так вот этот Цап-Царапыч к клетке подпрыгнул, пасть зубастую разинул, глазищи выпучил, когтищи растопырил. Ну, значит, в боевую стойку встал. Трибуны заревели, словно взбесились, только явно рановато. Шарик мой, видно, посчитал, что ему и в клетке уютно, а потому выходить оттуда особо не торопился. Он вообще у меня шума не любит. А часики-то тикают, секундочки-то на табло бегут. И сквозь рев слышу, как кто-то громко так командует: «Цап-Царапыч, куси его, куси!» Присмотрелся, ба, да это тот самый седой дядька в черном плаще – его почетная ложа совсем недалеко от нашей. Получается, что тренер решил мудрые указания своему бойцу дать. Только кто тебя в таком реве услышит, дядя? Не знаю, услышал седого Царапыч или сам решил действовать, но лапами задними опилки ковырнул воинственно и сунулся своей пастью зубастой в клетку. Трибуны замерли, да и я, признаться, тоже. А вдруг как… ну, тут Царапыч как завизжит! Уф-ф-ф, у меня прям от сердца отлегло. Все в норме – не иначе, мой Шарик его в нос куснул. Он у меня такой, он может. Ему палец в рот не клади, зубки хоть и небольшие, но острые. Отскочил Царапыч метра на три, башкой крутит. Больно, видно, его Шарик-то тяпнул. А трибуны орут: «Клетку уберите! Нечестно! Уберите клетку!»
И чего же здесь нечестного? Не понимаю. Если боец не хочет из клетки выходить, то, может, ему так удобно. Но, видно, здесь на удобства бойцов наплевать. Дядька с платформы что-то крикнул и какую-то кнопку нажал, клетка прямо на глазах и развалилась стенками в разные стороны. И остался мой Шарик один на один с этой тварью зубастой на огромной арене. Глянул я на табло, я там… Короче, минута еще не прошла. А Царапыч словно этого и ждал: как только клетка развалилась, сразу в атаку бросился. Видно, разозлился очень. Только не угадал он – Шарику такие наезды сугубо по барабану. Он, как только тварь на него несущуюся увидел, так не стал судьбу испытывать и в клубок свернулся. На то он и собака! Так Царапыч с разбегу только зубищами ему по панцирю клацнул. Ну, клацнул и клацнул, толку-то… У Шарика такой панцирь, что его молотком хрен прошибешь. Наши ребята пробовали – обломались. Вот и начал Царапыч моего Шарика грызть и царапать. То с одной стороны зайдет, то с другой – аж визжит от натуги. А Шарику – хоть бы хны. Свернулся и балдеет себе. Его, если хотите знать, развернуть только в воде можно. Да и то – не сразу.
Трибуны ревут, беснуются, а я на табло смотрю. Секундочки-то бегут, бегут, родимые. Вот уже две минуточки набежало, вот уже три. Гляжу: отступил Царапыч, сел на жопу, хвостом по опилкам бьет, по сторонам ошалело озирается, словно ничего не понимает. А чего тут понимать-то? Это тебе не угрей на половинки грызть и у гидр щупальца откусывать. Тут броня! Ты еще скажи спасибо, что Шарик мой не особо испугался, а то…
Наверное, зря я так подумал. Потому что придурок Царапыч запрыгнул на моего Шарика сверху и начал драть панцирь моего друга тупыми, но очень мощными когтями задних лап. Ну, конечно, такие движения для Шарика, как щекотка, но он, видно, обиделся… И как он только умудрился Царапыча за самые нежные места тяпнуть? Просто диву даюсь такой ловкости друга моего броненосного. Только заскулил Царапыч, с Шарика моего соскочил и нелепыми такими прыжками начал по кругу носиться, жалобно попискивая и лапками передними себе низ живота зажимая.