Космогония и ритуал
Шрифт:
Психология описывает явление этого «древнего ужаса» как „неврозы“, безумие. Установление причинно-следственной связи между архетипами и безумием, несомненно, одно из выдающихся современных открытий. Предположение о наличии архетипов как глубочайшего основания сознания и происходящих в нем процессов по существу является метафизическим. Поэтому дальнейшее исследование отношений архетипов и сознания может быть только онтологическим, основанным на данных мифологии. Не случайно, что сам Юнг пошел по этому пути.
Космогонические источники мотива подсматривания и связанного с ним запрета наиболее явственно обнаруживается в японском мифе о Идзанаки и Идзанами [66] — первой пары богов, наделенных антропоморфностью и способностью рождать других богов [67] . Бог огня Кагу-цу-ти, рождающийся последним, опаляет лоно Идзанами. Она умирает и удаляется в страну мертвых Ёми-но куни. Желая её вернуть, Идзанаки отправляется за ней в подземную страну. Отведав «яств, приготовленных на очаге преисподней» [68] , она не может вернуться в „верхний мир“, и поэтому прежде должна «посоветоваться с богами» страны мёртвых. Идзанами отправляется к ним, запретив Идзанаки следовать за ней: «А ты тем временем не бросай на меня своих взоров» [69] . Идзанаки нарушает запрет и отправляется
66
См.: Кодзики, в: Дневная звезда. Восточный альманах. Выпуск второй, . 1974, сс. 417-435.
67
Е. М. Пинус. Идзанаки и Идзанами, в: МС, с.228.
68
Кодзики, цит., с. 428.
69
Там же.
70
Там же, с. 428. В японском оригинале — не «гады ползучие», а черви (сообщено исследователем древнеяпонской литературы В. Сиссаури).
71
Там же, с. 429.
Гнев богини вызван не столько тем, что Идзанаки про явил неповиновение, но прежде всего тем, что он стал свидетелем отвратительного зрелища ее смертности. Происходит невольное раскрытие тайной природы бога (богини). Удаление богини в подземную страну, равно как и самое существование этой страны, имеет своей целью сокрытие обнаружившегося в мире и в боге „зияния бездны“, тайной хтонической природы божества. Скрывается то, что недозволенно, что может представлять опасность, т. е. „сокрытие“ имеет своей целью предохранение. Поэтому в подземной стране не только скрываются, но также и заключаются элементы, не вошедшие в структуру бытия и разрушительные для нее.
Разрешение конфликта или, вернее, определение его последствий для структуры мироздания происходит около персикового дерева, произрастающего у выхода из подземной страны. После того, как Идзанаки срывает три персика и бросает их в своих преследователей, погоня прекращается. Затем, обращаясь к персику, он просит его: «О персик, отвращай в трудный час беду, как отвратил ты ее от меня, ото всех страждующих и мающихся праведников нашей страны Асихара-но-нака-цу-куни, Срединной земли тростниковой равнины, беззащитных, словно клонящиеся травы» [72] . Эта просьба Идзанаки, преследуемого подземными (не добрыми) богами, представляет его в качестве доброго бога, благодетеля-мироустроителя. В этом качестве он утверждается вполне именно после посещения подземной страны. Главной целью его прихода в Ёми-но куни было возвратить в надземный мир свою сестру Идзанами, соучастницу миротворения (и в этом своем качестве также доброе божество), поскольку, как он говорит, «сотворение страны, что мы с тобой творили, не завершено» [73] . Этим „мы“ подчеркивается совместность творения, необходимость соучастия в нем двух раздельных принципов — мужского и женского. Невозможность ее возвращения из страны Мрака и произносимая ей угроза умертвлять в день тысячу человек превращают ее в злое божество, враждебное жизни, в антиструктурный элемент.
72
Там же, с. 430.
73
Там же, с. 428.
Персиковое дерево можно рассматривать как вариант дерева добра и зла [74] . Оно произрастает на грани двух миров, символизируя центр мира, в котором ведется «поединок с хаотическим началом» [75] .
Невольное „подсматривание“ едва не оканчивается трагически не только для Идзанаки, но и для всего находящегося в процессе сотворения-формирования мира: Идзанаки отправляется за Идзанами в подземную страну в силу космогонической необходимости — потому что сотворение земли еще «не завершено» [76] .
74
Дерево добра и зла, подобно персиковому дереву символизирует разделение и отмечает границу. Древо познания произрастает в райском саду, являя как бы „печать“, наложенную на завершенное миротворение. Грехопадение, имевшее трагические следствия не только для человека, но и для всего бытия, снимает эту предохраняющую „печать“, в мир приходят „соблазны и бедствия“, в плане моральном, и неконтролируемое вторжение хаотической стихии, достигающее кульминации в мировом потопе, в плане онтологическом. В этом смысле древо познания добра и зла является некоей „хтонической“ точкой, следствием прикосновения к которой является «метаматериальная и метафизическая катастрофа, остатком которой был подлежащий упорядочению первозданный Хаос» (. . Топоров, О ритуале. Введение в проблематику, в: Архаический ритуал в фольклорных и раннелитературных памятниках, М. 1988, с. 55). Таким образом. Хаос как „лоно“ всех вещей становится остаточным хаосом — ядовитым отходом миротворения. Защитой от этого „ядовитого“ хаоса становится система ритуальных запретов, нарушение которых карается мгновенно и беспощадно, ибо всякое нарушение онтологично, поскольку разрушительно для мироструктуры. В этом отношении, определение . . Топоровым «первозданного Хаоса» как чего-то вторичного, „остаточного“ проясняет очень многое в последовательности-структуре мифологических космогоний, более того, является фундаментальной для понимания структуры мира, как она описывается в мифологии.
75
В. . Топоров, О ритуале…, цит., с. 14.
76
Кодзики, цит., с. 428.
Около персикового дерева Идзанаки расторгает свой брак с Идзанами, т. е. происходит отделение подземного мира от надземного, хаотического от структурированного, бесформенного от оформленного, смерти от жизни. Тайная природа становится запретной, а следовательно, скрытой и опасной как для надземных существ, так и для богов, поскольку они являются элементами мировой структуры. Поэтому Идзанаки нарекает богиню Идзанами другим именем: «стал он именовать ее Ёмоцу-ооками, Великой богиней преисподней» [77] . Подземный мир как антиструктурный опасен для богов именно в том отношении, в каком они являются структурообразующими элементами мироздания. Антиструктурность подземного мира вполне выявляется в угрозе, произносимой Идзанами после расторжения с ней брака со стороны Идзанаки, предавать смерти ежедневно по тысяче человек. Идзанаки, в свою очередь, обещает «строить ежедневно полторы тысячи хижин для рожениц» [78] , т. e. восстанавливать и умножать разрушенное: «Вот и стали с той поры непременно умирать в день тысяча душ и непременно рождаться в день полторы тысячи душ» [79] . Другими словами, было положено начало мировому процессу чередования смертей и рождений.
77
Там же, с. 430.
78
Там же.
79
Там же.
Эта сцена, как было сказано выше, происходит около персикового дерева, т. e. на границе темного и светлого миров. После того, как подземные существа терпят неудачу, сама Идзанами начинает преследовать Идзанаки. Идзанаки загораживает выход из подземного мира камнем, по разные стороны которого они ведут последний свой диалог. Загораживающий выход-вход камень символизирует совершившееся разделение мировых начал и обозначает структуру мироздания как составленную из противопоставлений (ночь-день, свет-тьма, жизнь-смерть и т. д.), которые не существовали в начале, но появились потом как следствие смерти богини. Смерть Идзанами вследствие рождения бога (духа) огня, т. е. после выделения резко противоположного элемента — огня, указывает на прогрессирующее образование структурных противопоставлений, по мере продвижения космогонического процесса „расходящихся“ и стабилизирующихся [80] .
80
О начальном „единстве“ космогонических оппозиций можно говорить как о простой неразличимости, смешанности, невыделенности.
Идзанами (Женщина) воплощает женское начало — инь. «Слово инь вызывает представление о холодных временах, о закрытом, о внутреннем, в то время как ян связано с идеей солнечного сияния, горячего» [81] . Свет превращает закрытое в открытое (пространство всегда связывается с явлением света), огонь делает холодное горячим, т. е. живым, подвижным, ибо сам динамичен, противоположен всякой инертности. Поэтому рождение-явление бога огня ведет к смерти Идзанами как темного и влажного начала.
81
М. Eliade, Storia delle credenze e delle idee religiose, v. 2, Firenze 1990, p. 25.
Здесь вспоминается знаменитое изречение Гераклита: «Бессмертные смертные, смертные бессмертные: жизнь одних — смерть других, и смерть тех — жизнь этих» ( , , , 'e ) [82] . Эти слова обычно понимаются как иллюстрация „единства противоположностей“. Спекулятивный характер изречения, приписываемые Гераклиту, приобрели значительно позже. Достаточно позабыть об этих сомнительных толкованиях, чтобы усмотреть мифологическую основу так называемой гераклитовой „диалектики“. Существующее всегда структурированно, т. е. оно существует благодаря (и в силу) своей структурированности. Это очевидно. Очевидно также (хотя эмпирически и недоказуемо), что структура образуется, а не является перводанностью, т. е. предполагает как свое основание нечто, что структурой не является (хаос, вода, любой стихийный или неструктурированный первоэлемент), но только ей становится в результате определенного процесса (теогонического, космогонического, исторического) и определяется направленностью этого процесса, который может быть неуправляемым, во всяком случае, не всегда предусматриваемым в своих конечных результатах, как мы знаем из мифологических космогоний-теогоний. „Непредусматриваемость“ определяет драматизм многих теогоний [83] .
82
Eraclito, I fragmenti e le testimonianze, fr. 21, Venezia 1980, p. 14.
83
Ср., например. Теогонию Гесиода или вавилонскую поэму Энума элиш. Библейская космогония также драматична, хотя и в неявной форме. Драматичность ее задается самим начальным противопоставлением „воды“ как символа и „содержания“ бездны и миротворящего духа Божьего. Слова «да будет свет» не означают явление света, но только предваряют процесс последующего отделения «света от тьмы» (Быт. 1, 3–4) Такие элементы мироздания, как, например, древо познания добра и зла и змей, присутствующие в новосотворенном райском мире, свидетельствуют о каком-то тайном „драматизме-напряжении“, сохраняющемся в недрах бытия. Именно с ним, быть может, и связан запрет вкушать плоды от древа познания добра и зла.
Элемент случайности и непредвиденности тем не менее нисколько не влияет на „основную“ последовательность космогонического процесса [84] : первостихия (огонь, вода, хаос), структурируясь, перестает быть стихийным, бесформенным началом, т. е. „умирает“. Влажное, темное начало, порождая из себя огонь, перестает быть влажным и темным, и наоборот. Всякая структура процессуальна, поскольку формируется в результате процесса становления, который далеко не всегда может быть предугадываемым в своих конечных результатах [85] . Структуру можно рассматривать как временное отвердение-кристаллизацию непрекращающегося процесса [86] , размывающего всякую форму в силу естественного своего динамизма, и затем снова отвердевающего в формах-структурах. Это определяет энергетичность структуры, и вместе с тем, ее нестабильность и энтропичность. Энтропичность, или энергетическая исчерпанность, неизбежно должна возрастать по мере прогрессирующего структурирования, т. е. в результате отвердения-замедления процесса, а следовательно потери им своей энергетической заряженности. Мифы об умирающем и возрождающемся боге, новогодние ритуалы, ритуальные оргии, связанные с окончанием старого цикла и началом нового, несомненно, связаны с этим энергетическим качеством процессообразования. Таким образом, отвердение-структурирование или стабилизация энергетического потока означает одновременно и энергетическое истощение его „продуктов“, которые в силу этого нуждаются в периодическом обновлении.
84
„Последовательность“ не следует смешивать с „закономерностью“. Закономерность предполагает априорную предрешенность конечного результата; последовательность означает только следование одного за другим, где следующий момент есть результат предыдущего.
85
Достаточно вспомнить о многочисленных „инцидентах“, которые сопровождают космогонический процесс. Грехопадение также является своего рода „инцидентом“. Эта „инцидентность“ составляет содержание многих гностических мифоспекуляций, а также некоторых каббалистических учений.
86
Ср., например, идею sams~ara в древнеиндийской философии. С. Радхакришнан, Индийская философия, т. 1, . 1956.