Космонавты живут на Земле. Книга 2
Шрифт:
«Только так! — ожесточенно твердил Каменев. — Хватило бы высоты!»
Продолжая парить в воздухе, точными движениями рук и ног он направлял свой полет прямо на гаснущий парашют Светловой. Черная фигурка Жени, беспомощно барахтавшаяся в воздухе, росла, приближалась.
«Еще усилие. Еще. Только бы раньше времени яе сработал прибор, — успел подумать Каменев. — Ну!»
Окунувшись в голубой воздух, Женя весело подумала, какими знакомо-приятными будут секунды свободного падения, когда и жутковато замирает сердце, и хочется как можно дольше пробыть над землей в свободном, рискованном и смелом парении. Ей показалось, что секунды проходят гораздо медленнее, чем во всех предыдущих прыжках. Но когда она бросила взгляд на высотомер на запасном парашюте, поняла — время раскрытия уже прошло. Рванув наотмашь вытяжное кольцо, зажмурив глаза, ожидала, что вот-вот последует аэродинамический хлопок— она повиснет на тугих стропах и скорость падения намного сократится. Но шли секунды, а она падала по-прежнему быстро. Открыв встревоженные глаза, Женя поняла, что основной купол, вышедший на этот раз с непонятным опозданием, перехлестнут.
«Ничего, есть еще запасной», — утешила себя Женя. Правой рукой дернула тонкую красную скобу запасного парашюта. Последовал хлопок, и Женя облегченно вздохнула, увидев разворачивающийся над головой шелк. Ее тело ощутило твердую силу привязных ремней. Стало приятно, что жуткое падение приостановлено. Она бросила взгляд на белевший далеко внизу круг, в самом центре которого приземлялся уже Горелов, и прикинула, как будет управлять стропами. Но что-то странное случилось в это мгновение. Почему-то желтая степь с черными кустиками саксаула, видневшимися в стороне крышами Степновска и светлой лентой Иртыша снова стала быстро вращаться, надвигаясь на Женю. Она запрокинула голову и вся похолодела. Запасной купол, обвив стропы основного, не наполнялся, а угасал. Ее снова несло к земле с бешеной скоростью. А на высотомере было уже меньше тысячи метров.
Насмешливая и четкая пришла мысль: «Восемьсот, деленное на пятнадцать, — это что-то около пятидесяти четырех. Пятьдесят четыре раза успею подумать о жизни и смерти и о том, что Земля, от которой собиралась уйти на время в далекий космос, берет к себе в полном соответствии с законом всемирного тяготения. Берет навечно. Белый саван сникших парашютов будет сопровождать до последней встречи с землей. Под ним положат и в гроб. Я погибаю. Удар о землю — и сплошные потемки, как белый свет при закрытых дверях. Так, кажется, кто-то из классиков описывал смерть. Только кто? А может, это я сама выдумала? Какая разница! Но ведь я хочу жить! Не хочу, чтобы был почетный караул и все плакали! Не хочу, чтобы вызывали маму на похороны... Я даже Жорке не смогу сказать, что я полюбила. Боже мой, для чего смерть?!»
Желтая степь росла, ширилась. Ветер высекал из глаз злые, бессильные слезы. А скорость снижения не уменьшалась. «Как лучше разбиться — с открытыми или закрытыми глазами?» — спросила себя Светлова. Она уже не ощущала страха. Она только почувствовала вялость, сковывавшую мысли и нервы. Потом вздрогнула. Огромная, как ей показалось, черная тень промчалась рядом.
А еще через несколько секунд внизу раздался хлопок. Метрах в двухстах ниже Женя увидела парашютиста и не сразу поняла, что это Каменев. Где-то в глубине души смутно шевельнулась надежда.
Женю продолжало медленно вращать. Каменев развернул купол своего раскрывшегося парашюта в ее сторону. «Успею ли?» — тревожно пронеслось в мозгу у Георгия. Он увидел, как переднюю кромку его наполнившегося парашюта смяли ноги Светловой. Каменев рванулся вперед. Поздно! Женя скользнула мимо. И все же в какое-то мгновение он успел схватить стропы ее парашюта, ставшие огненно горячими. Они больно резанули руки. «Держать! Держать! Только держать!»—яростно выдохнул он и что есть силы подтянул стропы на себя. В глазах потемнело от рывка, болью отдалось в плечах. Купол Жениного парашюта зацепился за его запасной.
Руки горели от нестерпимой боли. Казалось, на них кто-то непрерывно льет кипяток. Но руки словно прикипели к шелковым струнам парашюта Светловой. Ниже себя он теперь видел бледное лицо Жени, ее расширившиеся, замершие от пережитого глаза, остренький подбородок, бескровную полоску рта.
А потом они упали на землю и барахтались в груде осевшего на них шелка. Георгий долго не разнимал своих окаменевших рук. Он не сразу понял, что держать стропы уже не надо, это ничем не грозит Жене. Разжав наконец руки, он схватил ими ее голову в белой твердой каске.и холодными потными губами поцеловал ее в такие же холодные, стиснутые от напряжения губы. Она несильно 'его оттолкнула и, сидя на выгоревшей траве, округлившимися глазами следила за каждым движением Георгия.
Каменев поднялся о земли, отстегнул лямки и только теперь почувствовал, как сильно у него дрожат руки и ноги, и, чтобы это скрыть, потянулся.
– Фу-у-у! — вымолвил он неповинующимся голосом. — Кажется, все!
– Жорка... — тихо отозвалась Женя. — Что мы с тобой натворили?
– Всего-навсего вернулись с того света на этот, — прошептал он.
Женя не спешила вставать с земли. Она чувствовала страшное облегчение, будто сбросила со своих плеч непосильную ношу. Солнце и небо, тонкий пронзительный запах полыни и гул садящихся самолетов, контуры светлых построек Степновска и, наконец, Жорка Каменев, Горелов, другие космонавты — все это опять ее!
– Ой, что мы с тобой натворили!—повторила она, а Каменев, уже оправившийся от пережитого, бурно прервал:
– Не знаю, Женька! Честное слово, не знаю. Важно, что ты на земле, со мной рядом, живая!
– Если бы по-другому получилось, я бы себе пулю в висок пустил. Это же, как дважды два, точно!
Гудя, приближалась к ним санитарная машина. Со всех концов аэродрома бежали люди...
В светлом вместительном кабинете начальника степновского авиагарнизона полковник Нелидов собрал весь отряд космонавтов. Павел Иванович сел за генеральский стол, уставленный пластмассовыми моделями реактивных бомбардировщиков, включил большой коричневый вентилятор, лопасти которого до этого мирно дремали под потолком, и внимательно оглядел собравшихся. На лицах космонавтов он прочел угрюмую сосредоточенность. Сергей Ножиков гневно сдвинул мохнатые брови. Володя Костров с досадой шумно вздохнул и осуждающе покачал головой. Локтев прямо перед собой сцепил здоровенные кулаки, стараясь унять волнение. Даже Андрей Субботин, всегда и во всем стремившийся уловить смягчающую юмористическую струнку, был мрачным и безмолвным. Алексей Горелов, не глядя ни на кого, бездумно чертил на листе бумаги, забытом кем-то на длинном столе, приставленном к генеральскому. И только двое были удивительно спокойны: Каменев и Светлова. Женя даже покусывала губы от пытавшейся пробиться улыбки. Никому не было сейчас так легко, как ей. Они сидели рядом по другую сторону стола, напротив Горелова, и Алексей, оторвавшись от листка, подумал: «Какая хорошая была бы пара! Да еще, может, и будет». Из дальнего угла на Женю восторженно смотрела Марина Бережкова.
Нелидов откинул назад сверкающие сединой волосы, озабоченно выдохнул:
—Ну и ну! — Посмотрел на Каменева и Женю: —
Что же мы будем теперь делать, товарищи?
—А при чем здесь «ну и ну», Павел Иванович, если уже все позади? — беспечно откликнулась Женя.
Нелидов нахмурился:
– Подождите, старший лейтенант Светлова. Ваше слово сегодня последнее. — Он еще раз оглядел космонавтов и продолжал: — Вы меня извините, друзья. Я сейчас не как начальник группы к вам обращаюсь. Просто давайте будем считать, что мы проводим очередной «большой сбор». Мы все равны, и каждый должен говорить все, что думает, повинуясь голосу собственной совести. Вы отдаете себе отчет, на грани какой катастрофы мы находились?
– Понимаем, конечно. Не дети, — с места вставил Игорь Дремов. — Вот вам и новые парашюты! Если так и дальше пойдет, мы в этом Степновске половину отряда оставим.
– Парашюты, возможно, и ни при чем. С укладчиков надо спросить, о чем они думают! — гневно воскликнул Костров, всегда предельно вежливый, не употреблявший в разговоре с друзьями ни одного бранного слова. — Да за такое шкуру мало спустить!
Это прозвучало грубо, и Ножиков его остановил:
– Все-таки подожди, Володя. Сначала разобраться надо.