Коснувшись неба

Лазарев Лазарь Львович

Что же касается подвижных огневых точек на самолете, то здесь уже пулеметом управляет специальный стрелок. Так, на Ил-2 он защищал хвост машины от вражеских истребителей. То же самое делали штурман и стрелок на СБ. Но в этом случае к каждому пулемету нужен человек. Штурмовик же Можаровского и Веневидова был одноместным. И то, что стволы пушек и пулеметов могли поворачиваться, на практике означало, что самолет, защищенный снизу броней, мог идти параллельно поверхности земли, ни на мгновение не прекращая огня. А это уже очень важно в бою. Однако в "самолетном"

отношении машина совершенно не была проработана. Оно и вполне объяснимо: у ее авторов не было опыта авиаконструкторов. Но зато он был у Архангельского. Сразу же стало ясно, что строить штурмовик в условиях этого завода невозможно, он не был на это рассчитан.

Опять же у ОКБ нет теперь опытного цеха. Его надо заново организовать, найти для него помещение.

С трудом разыскали подходящее здание. Стали думать о необходимом оборудовании. Так, в беготне и хлопотах, прошел апрель, май и начался июнь. Ни сам Архангельский, ни его конструкторы не думали, что война стоит уже на пороге страны.

Война круто поломала все планы. Теперь совершенно очевидно, что "Б" никогда не станет на производство. Штурмовик также сделать не удастся. Сегодня надо отложить все в сторону и работать только для фронта, только для того, что можно использовать сегодня. Пришлось всерьез заняться вопросами эксплуатации и модификации СБ и Ар-2, которых в строю было еще много.

С 22 июля начались налеты фашистской авиации на Москву.

В этот же день позвонила жена Туполева - Юлия Николаевна:

– Александр Александрович, мы завтра эвакуируемся. Зайдите попрощаться.

Архангельский с женой поспешили к Туполевым, их квартира была заставлена чемоданами и узлами. По приказу Государственного Комитета Обороны туполевское ОКБ передислоцировалось за Урал.

– А разве там есть авиазавод, Андрей Николаевич?
– удивился Архангельский.
– Я первый раз о таком слышу.

– Да нет, - махнул рукой Туполев.
– Там какой-то завод прицепов нам дают. Придется все на ходу переоборудовать. Но пикировщик мы обязательно дадим.

Они помолчали, и Архангельский подумал, что если бы все эти предвоенные годы Туполев по-прежнему руководил авиационной промышленностью, то наверняка у ВВС было достаточно и пикировщиков, и истребителей. И вообще самолетов было бы достаточно, и немцы не бомбили бы каждую ночь Москву. Конечно, авиация ПВО и зенитки отбиваются, и разрушения и потери в Москве, в общем-то, невелики. Но воевать-то в случае нападения на СССР собирались малой кровью и на чужой земле. А теперь и Минск, и Прибалтика, и часть Украины уже под немцами.

Туполев прервал молчание:

– Ну идите, а то неровен час начнется налет.

В июле Архангельского вызвали в наркомат. Нарком Шахурин объявил ему, что он включен в специальную группу конструкторов и инженеров, которая завтра отправится на фронт под Смоленск. Цель поездки - за полторы недели объехать части ВВС и собрать критические замечания и пожелания фронтовиков по самолетам, на которых они сражаются,

чтобы затем внести в конструкцию машин необходимые усовершенствования и на месте проконсультировать и летчиков, и механиков. Сбор в восемь утра у наркомата.

Приехав утром на своем ЗИСе в Уланский переулок, Архангельский увидел Ильюшина, заместителя наркома Кузнецова, конструктора авиационной брони штурмовиков Склярова, вооруженца Заславского. Кроме них в группу входило еще человек десять инженеров и военпредов с авиазаводов. Среди них были военпред завода имени Фрунзе, который выпускал двигатели для истребителей МиГ-3 и штурмовика Ил-2, капитан Кочетков, Константин Морозов - человек в авиации известный и уважаемый: он был в экипаже Водопьянова, когда тот летел открывать станцию "Северный полюс", и считался первым авиамехаником, побывавшим на "макушке" Земли.

Из всех, едущих на фронт, лишь у Кочеткова был ТТ с парой обойм, который он с трудом выбил у командования.

У Ильюшина и Кузнецова имелись маленькие браунинги. Когда работники наркомата увидели, что группа практически безоружна, то после поисков вынесли из здания... заржавленную берданку с единственным патроном.

Все конструкторы, отъезжающие на фронт, были в солдатских гимнастерках. Только Ильюшин в кителе с двумя золотыми звездочками генерал-майора в голубых петлицах и с депутатским значком над карманом.

Разместились в двух полуторках, крытых брезентом. Но едва проехали полтора километра, как у больницы Склифосовского заглох мотор одной из машин. Полчаса, пока продували карбюратор, Ильюшин нетерпеливо чертыхался. Наконец снова тронулись. Окончательно эта машина встала у выезда из Москвы, у Филей.

Ильюшин рубанул рукой:

– Кочетков, Николаев, Морозов, - скомандовал он, - живо к нам в машину. Остальные возвращайтесь обратно.

– Товарищ генерал, Сергей Владимирович!
– послышались голоса остающихся.
– А как же с нами быть?

– Я сказал! Ждать не можем. Поехали!

Машина рванулась вперед. Через два часа быстрой езды Ильюшин распорядился сделать привал.

Конструкторы и зам. наркома уселись рядом с дорогой на травке, расстелили скатерть и начали завтракать.

У Кочеткова, Николаева и Морозова из еды совсем ничего не было. Стараясь, чтобы их не заметили, они слезли с машины и пошли в лесок, где виднелись кусты с малиной.

– Товарищи!
– окликнул их Архангельский.
– Присаживайтесь с нами перекусить.

– Да мы сыты, Александр Александрович, - застеснялись инженеры.

– Глупости. Прошу к столу.

В Гжатск они приехали в четыре часа. Здесь их полуторка попала в пробку. Впереди что-то разбомбили, и теперь машина уперлась в длинный "хвост" автомобилей.

Кочетков с Морозовым решили пройти вперед. Идя по улице, застроенной маленькими домиками, Кочетков потянул носом. Пахло чем-то вкусным.

– Похоже, столовая, - сказал он, показывая на небольшой приземистый дом.
– Зайдем?