Коснувшись неба
Шрифт:
Ильюшин хотел ехать по левой дороге, а Кузнецов - по правой. Кочетков, стоя за спиной Кузнецова, поддержал его. Вообще-то Кочетков, хотя и был военпредом и носил в петлице одну шпалу, в сущности, оставался штатским инженером. Он кончил МАИ в числе "парттысячников", а потом все время работал на заводе имени Фрунзе, выпускавшем двигатели Микулина. В демократичной атмосфере ОКБ, где право голоса имел любой инженер и где решающим было не кто говорит, а что говорит, он привык, чтобы все его слова, тем более относящиеся
Услышав мнение Кочеткова, Ильюшин взорвался - видимо, сдали нервы: сказались непрерывные бомбежки. Весьма резко он объяснил, что в армии капитаны не суются к генералам с советами.
В ответ Кочетков, вместо того чтобы взять под козырек и ответить: "Слушаюсь", как обиженный студент на экзамене, пожал плечами и полез в кузов.
Машина поехала по левой дороге. Ехали долго - часа два. И все время лесом. Наконец лес стал редеть, и впереди открылась поляна, а за ней село. В эту минуту из кустов с автоматом наперевес выскочил солдат.
– Стой!
– грозно приказал он, направляя ствол на кабину.
Грузовик остановился.
– Кто такие?
– он подошел к машине. Ильюшин достал свое удостоверение. Генеральские звезды и депутатский значок произвели впечатление.
– Куда едете, товарищ генерал?
– Вон туда, - Ильюшин показал на виднеющуюся в двух километрах деревню.
– Эту деревню немцы два часа назад заняли, - ответил солдат, возвращая Ильюшину удостоверение.
Шофер тут же, не ожидая команды, развернул грузовик и начал газовать обратно.
В кузове Кузнецов сначала от души выматерил немцев, а потом Ильюшина - за упрямство.
– Хороши бы мы были, когда целый грузовик конструкторов прямо немцам в лапы угодил. А что о нас наши подумали бы? Да мы бы даже застрелиться не успели, - горячился зам. наркома.
– И командование тоже хорошее: ни конвоя, ни сопровождающих, сказал Заславский.
– Ну, наркомат тоже хорош, Василий Петрович, - добавил Архангельский.
– Из чего, спрашивается, стреляться? На фронт отправляют, даже пистолета не дадут. Какой-то дурацкий бердан с одним патроном - галок пугать.
– Пистолет-то вон у Кочеткова есть, - возразил Кузнецов.
– Он-то и должен будет всех ликвидировать в случае чего.
– И меня?
– спросил Архангельский.
– Да что вы, Александр Александрович, - воскликнул Кочетков.
– Да разве я посмел бы такого уважаемого человека. Этот ТТ я лично для себя взял.
Все расхохотались. Смех снял напряжение.
Через два дня отправились обратно в Москву. Проезжая через Вязьму, изумились: девять дней назад это был чудный тихий городок. Теперь груды щебня и дымящиеся пожарища.
Часам к девяти вечера проехали Кубинку.
– Василий Петрович, - сказал Архангельский, - пока до Москвы доберемся, темно будет. Наверняка в налет попадем. Грузовик приткнут в подворотню, а мы так всю ночь куковать будем.
– Верно, Александр Александрович, - кивнул зам. наркома и постучал по крыше кабины шоферу.
– Сворачивай на проселок.
Через полчаса въехали в небольшую деревню. Загнали грузовик в старую ригу, а сами пошли в избу. Умылись. Архангельский, хитро улыбаясь, открыл свой чемоданчик.
– Василий Петрович, - обратился он к Кузнецову, - не кажется ли вам, что мы имеем право по поводу благополучного окончания поездки на фронт?
– он вынул бутылку спирта.
– Безусловно, Александр Александрович.
– ответил Кузнецов, вынимая из своего саквояжа бутылку портвейна.
Ильюшин кивнул и молча достал откуда-то коньяк.
– Жаль, закуски нет, - сказал Кузнецов.
– Ну да мы попросим хозяйку картошечки нам нарыть молодой, огурчиков.
– Картошка-то еще очень мелкая, - сказала хозяйка, вернувшись в избу с ведром картошки и миской огурцов.
– Весной для себя сажали. А кто ее собирать-то будет, мы али немцы?
После ужина конструкторы легли спать на сеновале. А Кочетков решил пройтись по деревне. Откуда-то слышалась песня и тренькала балалайка.
В конце улицы сидели девчата, окружив пацана лет четырнадцати с балалайкой, и грустно пели. Увидев Кочеткова, они замолкли.
– Что грустите, девчата?
– спросил Кочетков.
– А чего не грустить, товарищ летчик, - ответила одна.
– Все парни наши на войне. Один Вася остался, - и она показала на мальчишку с балалайкой.
Утром они были в Москве.
В сентябре многие предприятия начали готовиться к эвакуации на восток. Но пока КБ Архангельского еще оставалось на прежнем месте. Впрочем, их вскоре перевели в пустовавшее помещение туполевского ОКБ. Вскоре к ним приехали туда работники Московского городского комитета партии с вопросом: нельзя ли восстановить производство Ар-2?
Но так как завод к этому времени уже эвакуировался, то вопрос отпал сам собой.
А в середине октября совершенно неожиданно началась эвакуация. Разумеется, Архангельский понимал, что авиазаводы начали передислоцировать на восток и рано или поздно дойдет очередь и до ОКБ. Но переезжать в другой город дело не простое: надо искать себе опытную базу. А это тем более сложно сейчас, когда каждый человек, каждый станок выполняет задания фронта. С другой стороны - хотя он и знал, что на фронте идут тяжелые бои, но где конкретно находятся немцы, не знал. И следовательно, когда прикажут уезжать, пока неизвестно. 15 октября он вернулся домой из ОКБ вечером. А в 10 часов раздался звонок из наркомата. Говорил нарком Шахурин. Он приказал Архангельскому немедленно выехать из Москвы за Урал, к Туполеву. Сегодня же.