Кость для Пойнтера
Шрифт:
Внутри расселина оказалась куда удобнее, чем снаружи. Узким и неудобным был только вход, а в паре шагов за ним становилось вполне просторно. Даже нашлось куда присесть без риска нанести штанам непоправимый урон. Да и скинуть увесистую тушку хавчика с занемевшего плеча оказалось на редкость приятно. Забившись в пещерку еще дальше меня, инсургент тоже с явственным облегчением плюхнулся на камень.
– - Надо дождаться патруля, -- тихонько пояснил он. – Если пропустим его мимо, можно не бояться, что накроют на участке без ходов.
Мысль прозвучала на редкость здраво, словно высказал ее совсем не тот, кто еще вчера предлагал вырастить армию повстанцев
Ждать и догонять вообще распоследнее дело, а в не особо просторной сыроватой пещерке -- тем более. Сидеть в напряженной тишине, сдерживая дыхание и пялясь на вход, опротивело довольно быстро. К тому же от входа нас отделяло ярдов пять, а голоса в стоячем воздухе среди замшелых стен, казалось, сходили на нет, не успев преодолеть и четверти этого расстояния.
– - Скорей бы уже… -- первым не выдержал гном, тихонько завозившись на своем месте.
– - Ага… -- с этим нельзя было не согласиться.
– - Надоело сидеть без толку.
От холода и желания размяться я зябко передернул плечами. На ходу промозглость пещер донимала не до такой степени, а тут хоть на месте пляши. Однако въедливый инсургент понял мое шевеление совсем иначе.
– - Что ежишься? Горы страху нагнали?
– - очки его ехидно блеснули в полутьме.
Мох здесь почти совсем не давал света, что делало убежище особенно привлекательным, и в то же время еще более мрачным. Темнота, подступающая из всех углов, заставляла вспомнить о сотнях длинных тонн камня над головой, отделяющих от света и свободы передвижения. Наверное, именно от этой тяжести и ответ мой вышел тяжеловесным и рубленым, как камень.
– - Страх идет не извне, а изнутри. Не знает страха тот, кто не знает себя.
– - Тут не поспоришь, -- гном вздохнул, соглашаясь, и вдруг обернул разговор совсем непонятной стороной: -- Заабе Мудрая это точно сказала. А ты откуда знаешь ее псалмы, контрабандист?
Уж чего-чего, но никаких псалмов я отродясь не знал. Ни наших, посвященных Победившим Богам, ни тем более местных. А заодно, для полного комплекта, еще и не имел никакого представления об этой их Премудрой Жабе. О чем и сообщил подгорному жителю в наиболее скупых и кратких выражениях.
На это заявление инсургент среагировал просто и незамысловато -- согнулся пополам и рухнул со своего камня, давясь и всхлипывая от безмолвного хохота. Мне оставалось лишь гадать, что из сказанного послужило причиной столь нездорового веселья.
Но терялся в догадках я недолго, потому что в створе входа внезапно мелькнуло знакомое пятно света переносной шахтной гнилушки. По старой фронтовой привычке я сначала ссыпался с булыжника, на котором сидел, и залег за ним, пряча голову. Затем, спустя долю секунды, на ощупь протянул руку к затылку подгорного подростка, все еще трясущегося от смеха, и что есть силы вдавил его носом в мох, почти беззвучно полупрорычав, полупрошипев: «Гебирсвахе!!!»
К чести гнома, он практически мгновенно утих и перестал шевелиться. На внешний взгляд мы оба стали неотличимы от камней, усеивающих пол пещеры. Оставалось лишь надеяться, что взгляда этого не последует. В конце концов, зачем патрулю подгорной стражи заглядывать в каждую щель по сторонам дороги?
Меж тем мелькание света от гнилушек в тоннеле сделалось более частым. Соплеменники моего спутника приближались быстро и немо, грозно ступая по гравию дорожного полотна. Вот первый огонек фонаря проплыл через проем входа в пещеру, делая сумрак внутри еще непрогляднее, вот второй…
Третий светильник, укрепленный на шлеме гебирвахсмана, остановился и развернулся в нашу сторону никелированной чашкой отражателя. Повинуясь то ли незримому мановению командирской перчатки, то ли собственной интуиции, стражник бегло осматривал внутренность последнего убежища перед долгим путем через участок без укрытий.
Дышать я прекратил столь основательно, что очередная многоножка, проползавшая во мху перед лицом, решила на пробу сунуть голову мне в ноздрю, однако весьма своевременно поняла, что ни к чему хорошему этот путь не приведет, и поползла своей дорогой. А то уж не знаю, как обошлось бы… Мекан учит терпежу до края, но тут уже и был тот самый край -- тварь вполне могла оказаться ядовитой.
Покуда я, замерев, претерпевал нашествие кивсяка, патрульный вполне удовлетворился результатами осмотра и отпрянул назад, крикнув своим: «Чисто!» Из чего следовало, что он сунулся проверять наш отнорок не из-за личной блажи. Еще пара таких же криков от щелей по ту сторону лишь подтвердила мое предположение.
Провалявшись на всякий случай еще пару минут после того, как затих последний звук, мы с гномом осторожно завозились и приподнялись из сырого мха. Отряхиваясь и приводя себя в порядок, оба пытались производить как можно меньше шума, что оказалось довольно затруднительно. В темноте было не видно, сколько всякой дряни налипло на одежду, но на лице она ощущалась вполне осязаемо. Мне-то ничего, утерся рукавом и все, а вот инсургенту пришлось всерьез выцарапывать мусор из шерстки.
– - Угораздило же… -- сердито пробормотал он, протирая очки.
– - На будущее наука -- в ближние щели тут не лезть!
Я лишь мрачно кивнул в ответ на данный вывод.
Первым наружу выглянул я сам, в любой момент готовый опять прикинуться камнем покрупнее. Понятное дело, Гебирсвахе давно уже и след простыл. Немного увереннее я отлепился от стены и сделал шаг к центральной перегородке.
Следом, чуть не толкнув меня в спину, из неудобного лаза выполз гном и как ни в чем не бывало направился туда, откуда пришел патруль. Лишь полуобернулся, глянув на меня через плечо, чтобы проверить, не отстал ли, и снова зашагал дальше. Оставалось следовать за ним, снова взвалив на плечо все тяжелеющую тушку хавчика. Оглядываться не было решительно никакого желания, несмотря на все требования безопасности.
Однако ни на недолгом остатке пути по гостоннелю, ни при куда более долгом и утомительном подъеме по очередному его ответвлению осмотрительность более не понадобилась. До самого конца дороги нам больше не попалось ни одной из уже знакомых или еще неизвестных опасностей Подгорья.
Финал путешествия наступил не то чтобы совсем неожиданно, но как-то на редкость обыденно и просто. Наклонный пол пещеры более-менее выровнялся, сделавшись совсем пологим, свет мха и лишайника сошел на нет, заставив опять вытащить и разбудить жука-фонарника. В его сиянии отсветы солнца, с трудом пробивающиеся от устья пещеры, оказались совсем незаметны, так что когда инсургент попросту со всего маху уселся на очередной булыжник, я чуть не налетел на него. Первые полдюжины секунд причина хоть и долгожданного, но столь внезапного привала оставалась непонятна, а затем гном пробурчал: