Кость от костей
Шрифт:
Мэтти оперлась спиной о стену хижины. Она отошла от двери: тело ее инстинктивно, повинуясь животному страху, желало находиться как можно дальше от Уильяма.
– И что теперь? – прошептал Си Пи.
Он не мог просто сидеть под дверью. Там с ним могло случиться всякое. Мэтти чувствовала, что Уильям отыщет способ проникнуть через дверь и напасть на него. Он мог пробить дверь топором или прострелить ее насквозь.
– Иди сюда, – сказала Мэтти и поманила его.
Си Пи осторожно встал, стараясь не производить ни звука, и пошел навстречу ей.
Джен на полу перестала шевелиться.
– Черт, – ругнулся Си Пи. – Кажется, вырубилась.
Он сел рядом с Джен на колени, нащупал пульс и потрогал лоб.
– Она жива, но холодная как лед. Думаю, у нее шок. Давай накроем ее одеялом.
Мэтти стащила с дивана домотканое покрывало и накрыла им Джен. Та лежала так тихо и неподвижно, что Мэтти показалось, будто она накрывает труп.
– Мы могли бы продезинфицировать ее раны, – сказал Си Пи. – Но для этого надо разрезать брюки, а я не хочу ее передвигать. Так что же нам делать?
Он выжидающе смотрел на Мэтти. Кажется, думал, что она знает ответ на этот вопрос. Догадывался ли юноша, что ей ничего не известно, что она сама надеялась найти ответы у него? Неужели Си Пи не понимал, что двенадцать лет ее мир был ограничен пределами этой самой комнаты?
Хватит. Паниковать. Прекрати. Немедленно.
Легко сказать, а сделать куда сложнее. Она всю жизнь провела в страхе.
Мэтти судорожно сглотнула; ей по-прежнему было сложно говорить.
– Не сможем… уйти… пока… Уильям…
– Пока тот мужик дежурит на пороге, это я понял.
Си Пи говорил громким шепотом, ссутулив плечи и опустив голову, чтобы слова оставались между ними. Мэтти стало неловко от такой близости, но поскольку она стояла, вжавшись в стену, ей было некуда даже отступить.
– Так что будем делать? В доме есть пистолет или ружье?
У Уильяма было две винтовки – для охоты на оленей и большая, которую он только вчера купил, чтобы убить гигантского зверя в лесу. Первая винтовка наверняка стояла в хижине, прислоненная к стене рядом с его стороной кровати. Мэтти воспринимала ее как мебель и никогда о ней не задумывалась. А утром муж, кажется, взял только большую винтовку, хотя после событий дня наверняка мог вернуться и за маленькой.
– Возможно, – ответила она и пошла в спальню.
Каблуки ботинок застучали по полу, хотя она старалась двигаться бесшумно. Мэтти остановилась. Ей не хотелось, чтобы Уильям знал, что она делает и как перемещается по хижине. Она не сомневалась, что он сидит под дверью, прислушивается к любым звукам, которые могут ее выдать, и просчитывает, как обернуть ситуацию себе на пользу.
Мэтти отдала фонарик Си Пи, присела и принялась снимать ботинки.
– Боишься испачкать пол? – спросил Си Пи. – Не время беспокоиться о полироли.
Она нахмурилась.
– Не хочу шуметь.
– Ясно, – ответил он. – Извини, я просто очень нервничаю. Сперва Гриффина утаскивает зверь, теперь вот Джен угодила в капкан, и мы застряли в этой хижине, а снаружи ждет маньяк. Не представляю, как мы теперь поможем Гриффину и что от него останется, когда мы его найдем.
Мэтти не ответила. Она не сомневалась, что Гриффин уже мертв или скоро умрет, и считала: если им удастся вырваться из хижины, нужно будет сразу бежать вниз, к подножью горы, и как можно быстрее. Но ей не хотелось объяснять это Си Пи, пока из-за больного горла было трудно говорить. Кажется, мысль о том, что друга еще можно спасти, держала его на плаву. «Сущее дитя, – подумала Мэтти, снимая ботинки и бесшумно направляясь в спальню. – Думает, что все истории хорошо заканчиваются лишь потому, что он верит в счастливый конец».
Сама Мэтти в счастливый конец не верила. Она не верила даже в счастливую середину. Лишь в начале истории, когда герой еще молод и ничего не знает, он может быть счастливым и беззаботным. Когда жизнь берет свое, счастье становится невозможным.
Если ей удастся сбежать от Уильяма, ее проблемы волшебным образом не решатся. Тень похитителя будет преследовать Мэтти до конца жизни, и это была еще одна причина ненавидеть его: разум ее никогда полностью не освободится от памяти о нем, и она всегда будет оглядываться через плечо, боясь, что монстр ее настигнет.
Мэтти замерла в проеме между спальней и столовой. Шторы были раздвинуты, и в комнату лился лунный свет. В центре комнаты темнела кровать – место, напоминавшее ей о боли.
«Мужчине нужны сыновья, Мэтти».
Мэтти тряхнула головой, отгоняя обитавших в спальне призраков. Она пришла за винтовкой, винтовкой Уильяма, и та стояла там, где он ее оставил, – у стены с его стороны кровати.
Си Пи посветил фонариком ей через плечо, и луч высветил дуло.
– Бинго! – воскликнул он.
С бешено бьющимся сердцем Мэтти бросилась в спальню. Она не догадывалась, что Си Пи стоял рядом; надо сказать ему, чтобы перестал так близко к ней подходить. Когда он приближался, она думала об Уильяме, о его руках, сомкнувшихся на ее шее, о кулаках, разбивавших ее плоть, о навалившемся на нее теле.
«Но он не Уильям, – напомнила она себе. – Он тебя не обидит».
Надо закрыть шторы. Надо сделать это на случай, если Уильям обойдет хижину кругом и попытается заглянуть внутрь. Но если она закроет шторы, то останется одна в этой комнате с незнакомым мужчиной. Одна в темноте.
Он тебя не обидит. Хватит трусить, как мышь.
Снова Саманта. Женщине хотелось ответить ей, что, раз она такая умная, пусть берет все на себя, а не оставляет ей, Мэтти, всю грязную работу.
Она заставила себя подойти к окну и задернуть шторы. Луна скрылась за облаками, но это было неважно, ведь у Си Пи был фонарик и, разумеется, он не собирался нападать на Мэтти. Он взял винтовку и осмотрел ее на свету.
– Заряжена, – сказал он. – А где еще патроны?
Мэтти подошла к комоду Уильяма и открыла верхний ящик. Комод был небольшой, всего с тремя ящиками, и муж никогда не разрешал ей открывать верхний. В ее обязанности входило класть его чистую заштопанную одежду в два нижних ящика. Он любил, чтобы его рубашки были сложены определенным образом. Мэтти долго училась складывать их правильно.