Косталь-индеец
Шрифт:
Однако полковник был не такой человек, чтобы терять время в бесплодных сожалениях о случившемся; он тотчас же принялся за дело. Прежде всего достал саблю и портупею, спрятанные в траве, затем подошел к привязанному поблизости в кустах Ронкадору. В это время послышался он вдали человеческий говор. Он прислушался; однако шум не приближался. Наконец, он подошел к кусту, в котором была спрятана его лошадь. Несмотря на близость роскошного пастбища, верное животное не сделало ни малейшего усилия, чтобы оторваться от привязи; теперь, при приближении своего хозяина,
По дороге он бросил ножны и портупею сабли, так как они ему только мешали, и, держа в одной руке обнаженную саблю, в другой узду коня, продолжал путь, стараясь идти как можно тише и решив только в крайнем случае пустить в дело пистолеты.
Между тем приближалась минута, когда ему необходимо было сделать обход, поскольку он снова услышал человеческие голоса, и именно в том направлении, куда направлялся. Преследователи перекликались, советуя друг другу держаться на одной линии и на одинаковом расстоянии друг от друга, чтобы составить круг.
Поодиночке полковник так же «боялся» своих врагов, как лев одинокого охотника; но он знал, что на крик одного тотчас сбежится вся шайка.
Голоса с каждой минутой становились все ближе и ближе, и дон Рафаэль настороженно прислушивался, нет ли таких же звуков с противоположной стороны; он опасался даже, что, избежав одной засады, угодит в другую.
Прислушиваясь таким образом, он внезапно уловил в некотором отдалении стук зеленого дятла, долбившего гнилое дерево. Эти звуки наполнили его сердце живейшею радостью, так как он знал привычки этой осторожной птицы и был уверен, что там, откуда доносится ее стук, нет ни одного человеческого существа. Дон Рафаэль направился в сторону, мерного стука пернатого ловца личинок. Когда он приблизился к дереву, испуганный дятел вспорхнул и улетел.
Беглец остановился и с облегчением услышал голоса своих врагов уже в отдалении; бандиты прошли мимо, и если только они не вернутся назад, что было маловероятно, то вряд ли станут искать его в глубине леса.
Чтобы еще более запутать преследователей, он прибег к одной индейской хитрости. Взяв две сухие ветки, он стал стучать ими одна о другую, подражая стуку дятла.
После этого дон Рафаэль поспешно пустился к броду через Остуту и после часа ходьбы увидел сквозь деревья поверхность реки, берега которой поросли высокими камышами и бамбуком.
По дороге беглец утолил свой голод плодами, в этом завтраке принял участие и его конь. Ветер тихо шевелил гибкие стебли камышей, в которых днем прятались кайманы, ожидая ночной темноты. Теперь этот притон отвратительных земноводных должен был послужить убежищем беглецу,
Спрятавшись среди толстых стеблей, он мог видеть вдали палатки Арройо. Вид бандитского стана пробудил в нем ярость, и он погрозил кулаком лагерю своего смертельного врага.
Прошел еще час, прежде чем снова послышались голоса людей и конский топот. То были всадники Арройо, возвращавшиеся в лагерь после неудачных поисков сбежавшего Рафаэля, вместо которого они, к досаде своей, обнаружили спящих Пачеко и Суареса, целых и невредимых.
Не следовало терять ни минуты, и, раздвинув стебли, дон Рафаэль углубился в чащу камышей. Когда несколько мгновений спустя всадники проскакали галопом мимо того места, где скрывался полковник, ветер тихо шевелил зеленые стебли бамбука, и самый зоркий глаз не мог бы заметить присутствия беглеца.
Вскоре дон Рафаэль услышал плеск воды под копытами лошадей; затем шум стих, и глубокое молчание воцарилось вновь.
Медленно тянулись часы, пока заходящее солнце, как бы прощаясь, бросило на тростник свои последние пурпурные лучи. Через четверть часа сумерки превратились в темную ночь, и бесчисленные звезды отразились в темных водах Остуты.
Если благосклонный читатель с некоторым интересом следил за приключениями Корнелио, то ему, конечно, будет интересно узнать, что случилось с капитаном после его отъезда из лагеря Морелоса перед Гуахуапаном.
После полудня того дня, в течение которого полковнику удалось избежать преследования бандитов Арройо, капитан, в сопровождении Косталя и Брута, по другой дороге доехал до долины Остуты и сделал привал невдалеке от гасиенды Дель-Валле.
Пока расседланные кони щипали траву, Косталь отправился на рекогносцировку. Брут принялся жарить на угольях несколько кусков мяса, высушенного на солнце, и, когда скромный обед был готов, предложил его капитану, и в то же время сам ел с таким усердием, что доля Косталя уменьшалась с поразительной быстротой.
— Если ты будешь продолжать в том же темпе, дружище Брут, — сказал наконец капитан, — то Косталь останется голодным.
— Косталь ничего не будет есть до завтра, — серьезно сказал Брут.
— Разумеется, поскольку ему просто ничего не останется!
— Нет, господин капитан, сегодня третий день после летнего солнцестояния, а ночью наступит полнолуние. Косталь будет поститься, чтобы приготовиться к появлению своих богов.
— Языческие глупцы! — сердито воскликнул капитан. — Неужели вы никогда не откажетесь от своих суеверий.
— Христианский Бог живет на небе, — возразил негр уверенным тоном, — а боги Косталя в озере Остута. Талок, бог гор, живет на вершине Монтапостиака, а Матлакуце, его жена, богиня вод, обитает в водах, окружающих заколдованную гору. Во время полнолуния после летнего солнцестояния они оба явятся потомку касиков, которому исполнилось пятьдесят лет, и Косталь будет их заклинать сегодня вечером.
Капитан раскрыл было рот, чтобы вернуть негра к разумным мыслям, но в эту минуту подошел Косталь.