Костер Монсегюра. История альбигойских крестовых походов
Шрифт:
Затем Раймон д'Альфаро раздал всем подсвечники и факелы, и процессия двинулась из города к дому прокаженных, где их ожидал остальной отряд. Гильом де Плень получил обещанного «лучшего коня» – парадного коня Раймона-писателя. Авиньонетский баиль отпустил заговорщиков со словами: «Славно было все сделано. Ступайте, и удачи вам». Потом вернулся в город сзывать народ к оружию. Погашенные факелы, означавшие смерть инквизиторов, послужили сигналом к восстанию.
Пьер-Роже да Мирпуа поджидал своих людей в Антиохском лесу. Они появились с добычей, прикрученной к седлам. Семеро из них – Понс де Капель, П. Лоран, Г. Лоран, П. де Мазероль, П. Видаль, Г. де ла Иль, Г. Асерма – похвалялись своими смертельными ударами. Пьер-Роже, услыхав Г. Асерма, крикнул ему: «Эй, приятель, где кубок Арно? –
Утром на Вознесение отряд прибыл в Сен-Феликс. Грандиозная новость уже разлетелась по стране: кюре из предместья вышел во главе своей паствы приветствовать убийц, въезжавших в Сен-Феликс под ликующие крики толпы.
Граф начал освободительную войну. На другой день после резни в Авиньонете Пьер-Роже де Мирпуа отправил двух оруженосцев к Изарну де Фанжо узнать, все ли в порядке у графа Тулузского. У графа все было отлично: за два месяца, с помощью Тренкавеля, Раймон VII снова стал владетелем Разе, Термене, Минервуа и с триумфом вошел в Нарбонну, которая выдала ему виконта Эмери. А чтобы подчеркнуть аннулирование Парижского договора, он снова торжественно принял титул герцога Нарбоннского [174] . Окситанцы на миг поверили в то, что пришел час освобождения.
174
8 августа 1242 года.
Убийство Гильома-Арно и его компаньонов не было ни военной победой, ни актом героизма. Наоборот, если взглянуть на факты как таковые, история выходила довольно гнусной. Менее гнусной, чем костры, что пылали во имя Христа, однако легальное правосудие пользовалось прецедентами, которые подчас даже противники считали приемлемыми. Резня в Авиньонете тоже была актом правосудия, того народного правосудия, которое берет верх над законом, властями и временем. Церковь не признала Гильома-Арно мучеником, и убийцы, несмотря на явное торжество инквизиции, остались безнаказанными.
Восстание Раймона VII потерпело поражение. Граф, несомненно, недооценил военное мастерство и энергию французов и переоценил силы своих союзников. Ошибка вполне простительная: оказавшись в такой трагической ситуации, немудрено принять желаемое за действительное. Время работало на короля. Его господство в восточном Лангедоке быстро добилось ослабления сил сопротивления ужесточением контроля, увеличением числа французских чиновников и шевалье, обнищанием буржуазии и истреблением местной знати.
Раймон VII, не имевший сыновей, был для союзников отломанной ветвью, ради которой не стоило стараться. Графство Тулузское не воспринималось ни как территория дружественная или враждебная, ни как зона влияния. Оно уменьшалось соразмерно жизни самого графа, которой ему уже не хватит, чтобы родить сына и дождаться той поры, когда мальчик станет мужчиной и сможет выстоять против французского короля.
После Юга Лузиньянского французская армия нанесла удар Генриху III, который вынужден был отступить в Бордо. Ни король Арагона, ни граф Прованса не явились на выручку злосчастным союзникам. Вассалы графа Тулузского, сознавая, что игра проиграна, думали только о том, как избежать появления королевской армии на их землях. В то время как Раймон VII, заключив очередной пакт с английским королем, осаждал в Ажене замок Пен, занятый французами, Роже де Фуа сдался королю и окончательно порвал все вассальные связи с графом Тулузским.
Видя, что все покинули его, Раймону VII ничего не оставалось, кроме как сдаться и просить королеву-мать Бланку Кастильскую о посредничестве. В доказательство своей покорности он отдал королю Брам, Саверден и весь Лорагэ и 30 октября 1242 г. подписал мир в Лоррисе.
Бунт закончился, и настолько удачно, что король даже не счел нужным строго наказывать вассалов, нарушивших клятву и поднявших на него оружие. В январе 1243 г. графы Тулузы и Фуа отправились в Париж принести новую клятву верности короне. Относительно мягкими
Едва вернувшись в Лангедок, граф, хотя его снова отлучили брат Ферье после убийства инквизиторов и Пьер Амьель после въезда в Нарбонну, велел созвать Собор из епископов и видных аббатов. На повестке дня стояло искоренение ереси, а председательствовал сам архиепископ Нарбоннский. Для графа истинной целью этого Собора было устранение инквизиторов в пользу епископального правосудия.
На этот маневр, направленный скорее против них, чем против ереси, доминиканцы ответили демаршем, который, в случае успеха, перекрывал все пожелания графа. Они просили папу освободить их орден от инквизиторских функций, доставлявших одни хлопоты и вызывавших к нему такую неприязнь. И верно, многие доминиканцы, даже не будучи инквизиторами, расплачивались за непопулярность своих собратьев, а их монастыри во многих городах подвергались нападениям. С другой стороны, участь Гильома-Арно не обескуражила доминиканцев, не ведавших страха, как, впрочем, и других человеческих чувств, а лишь подогрела их энергию. Как же могли эти неистовые бойцы выйти из игры, когда враг уже наполовину побежден, а король Франции торжествует? Они всего лишь хотели дать понять папе, насколько опасна их успешная миссия. Не обращая внимания на их просьбу, Иннокентий IV подтвердил все их полномочия, ни в коей мере не подчиняя их епископальной юстиции.
ГЛАВА XII
ОСАДА МОНСЕГЮРА
В мае 1243 г. Юг дез Арсис с отрядом французских рыцарей и оруженосцев раскинул шатры у подножия скалы Монсегюр. Надо было дождаться подкрепления, ибо взять в кольцо гору такой величины – дело очень трудное. Казалось, обитателей этой высоченной скалы ничем не проймешь, разве что голодом и жаждой. Оставалось только перекрыть все пути наверх и предоставить летнему солнцу опустошить водяные цистерны. В замке и в хижинах, прилепившихся под его стенами, обитало несколько сот человек: гарнизон (около 150 человек), семьи гарнизона и сеньоров и около двухсот еретиков обоего пола.
1. Осада
Осада обещала быть гораздо дольше, чем все осады, предпринятые Симоном де Монфором (если не считать Тулузы, которую трудно сравнивать по местоположению с Монсегюром). Каркассон продержался 15 дней, Минерва и Термес 4 месяца, Лаваур 2 месяца, Пен д'Ажене меньше 2 месяцев, Монгальяр 6 недель и т. д. Все эти замки были укреплены гораздо лучше Монсегюра. Такие замки, как Термес и Минерва, обладали великолепной природной защитой, делавшей их неприступными, и только жажда заставила их обитателей сдаться. Монсегюр, учитывая его небольшие размеры, был перенаселен, как никакой другой замок (за исключением Каркассона) во время любой из осад.
По логике вещей он должен был капитулировать к концу лета, но продержался до дождей, и осаждающие уже не могли рассчитывать на нехватку воды в замке. Заморить осажденных голодом тоже не выходило: из обильных приношений верующих в Монсегюре был создан огромный запас продовольствия. В замке всегда имели в виду возможность осады, и если в 1235 г. верующие организовали складчину, потому что отшельникам было нечего есть, то в 1243 г. питание не составляло проблем для осажденных. Пожертвования поступали, деревушка у подножия скалы превратилась в рынок, куда стекались все окрестные купцы; из Тулузы и Каркассона шли обозы с хлебом. Убийство инквизиторов только подняло престиж катарской цитадели, так как теперь в ней скрывались борцы за свободу. Во время осады замок снабжали продовольствием смельчаки, ухитрявшиеся обойти блокпосты осаждавшей армии и поднять солидные припасы хлеба до самой вершины скалы.