Кости холмов
Шрифт:
Лишь охрипшие крики его людей вывели Калифу из дремы, и только тогда он нехотя поднял голову и, щуря глаза, посмотрел вперед. Теперь он видел, что монголы остановились, и на мгновение его иссушенный зноем дух восторжествовал. Калифа заметил ряды поднятых копий, и внезапно разделявшее его с монголами расстояние начало стремительно сокращаться. Он едва не лишился способности говорить, пытался кричать, но голос выходил слабым хрипом. И когда только вода успела закончиться? Калифа уже не помнил. Он видел приближающихся всадников, и вот уже китайские лица скалили ему зубы. Даже теперь Калифа едва поднял щит.
Краем глаза он все же заметил, что копьеносцы держат левой рукой небольшие щиты. Лучники пользуются двумя руками, когда натягивают луки. Калифа мотал
Оба войска сошлись с оглушительным грохотом. Тяжелые деревянные копья ломали щиты и пробивали людей насквозь.
На узкой дороге монгольская конница вклинилась в ряды противника и, продвигаясь все глубже и глубже, разрезала его войско надвое.
Стрелы свистели возле ушей, и Калифа почувствовал, как что-то прожгло его живот. Опустив глаза, он увидел стрелу и схватился за древко. Конь захрапел и остановился. Издыхая от разрыва сердца, он упал на колени, а затем повалился на землю. Калифа рухнул вместе с ним, правая нога застряла в проклятых стременах, и во время падения тело мусульманина скрючилось, коленные связки порвались. Стрела вошла глубже, и он уже едва дышал. А над его головой монголы пролетали, как привидения.
Калифа ничего не слышал, и только ветер гудел в его ушах. Монголы обессилили его войско погоней, и Калифа испугался за судьбу всей шахской армии. Шаха надо предупредить, Калифа должен сообщить ему обо всем, но в этот момент жизнь ушла из него.
– Не щадить никого! – надрывался Джучи, перекрикивая топот копыт и вопли людей.
Хорезмийцы пытались организовать сопротивление, но обессилевшие руки едва могли поднять меч во второй раз, и монголы косили врагов, как колосья пшеницы. Джебе и Джучи во главе колонны своих всадников прорубались сквозь ряды неприятеля и, казалось, черпали свежие силы из каждого убитого ими человека.
Сражение длилось долго, и несколько часов спустя пыльная дорога покраснела от крови. Оно продолжалась и в сумерках, а завершилось лишь тогда, когда никого из врагов не осталось в живых. Тех, кто пытался бежать, догоняла стрела, или их отлавливали и резали ножом, как заплутавшего козленка. Джебе отправил разведчиков на поиски воды, и в конце концов монголы разбили лагерь на берегу маленького озерца в трех милях пути по дороге. И тогда воинам пришлось не сводить глаз с лошадей, чтобы те не лопнули от воды. Их то и дело больно лупили по носу и гнали от озера, не давая пить слишком много. И только напоив лошадей, люди сами бросились в озеро, жадно глотали воду, изрыгали ее обратно вместе с пылью и грязью, пока темные воды озера не покраснели от смытой крови. Монголы пили и чествовали своих полководцев, приведших их к такой славной победе. Джучи нашел время, чтобы отметить отвагу Сен Ту и его воинов-китайцев. Они громили врагов с бесподобным бесстрашием и теперь сидели у костров вместе со степняками обоих туменов, гордые за великолепно сыгранную ими роль.
Джучи и Джебе послали добровольцев назад к месту битвы, чтобы разделать туши погибших лошадей и принести мясо в лагерь. Мясо требовалось воинам так же, как и вода, чтобы отправиться в обратный путь в ставку Чингиса. Оба понимали, что совершили нечто героическое, но, едва обменявшись ликующим взглядом, погрузились в рутину лагерной жизни. Они уничтожили конницу шаха и дали Чингису шанс на победу.
Глава 12
Жители Отрара укрылись от неприятеля за высокими стенами и крепкими воротами. Сидя в седле, Чингис задумчиво наблюдал с вершины холма за городом, окутанным серым дымом погорелых предместий. Три дня хан исследовал городскую округу, но даже бывалые воины, бравшие многие цзиньские крепости и города, и те не нашли уязвимых мест в укреплениях Отрара. Его высокие стены из светло-серого известняка стояли на мощном фундаменте, сложенном из многотонных гранитных глыб. От железных ворот внутренних городских стен разбегался лабиринт опустевших улиц и рыночных площадей. Как непривычно было ездить по этим глиняным коридорам под высокими стенами и слышать эхо копыт. Правитель города знал, что монголы приходят на долгие месяцы, поэтому жители забрали с собой все ценные вещи, оставив снаружи лишь битые горшки да бездомных собак. Разведчики Чингиса обнаружили немало ловушек, приготовленных горожанами для захватчиков. Один юнец тринадцати лет, открыв ногой дверь, упал замертво, пронзенный стрелой прямо в грудь. После двух других случаев Чингис велел Тэмуге поджечь внешний город, и Отрар до сих пор задыхался от дыма. Посреди развалин и пепелища Волчата Субудая пытались сделать подкоп, чтобы обрушить стену и открыть для хана проход во внутренний город.
Недостатка в нужных сведениях не было. В обмен на золото местные купцы даже выдали расположение колодцев внутри каменных стен. Чингис со своими советниками несколько раз объехали вокруг города, но лишь воочию убедились в надежности каменной кладки.
Уязвимым город казался лишь с северной стороны, где перед ним высился холм. Разведчики нашли там заброшенные сады с пышными цветниками, искусственным водоемом и деревянным павильоном. Два дня назад Чингис отправил людей расчистить вершину холма, велев сохранить древние сосны на склонах. Он решил поставить стенобитные машины на месте деревянного павильона. Высоты холма как раз хватило бы, чтобы забивать камни в глотку наместника.
Взирая на Отрар с высоты, хан едва ли сомневался в том, что тот скоро окажется в его руках. Поставив себя на место правителя города, Чингис подумал, что скорее сровнял бы этот холм с землей, нежели дал бы врагам благоприятный шанс. И все же Чингис не был полностью удовлетворен положением дел. Переданный на попечение Хасара лагерь в тридцати милях к востоку от города защищали всего два тумена. Почти вся монгольская орда отправилась на завоевание Отрара. До возвращения разведчиков Чингис был уверен, что стены можно разрушить.
В то утро они сообщили, что с юга движется огромная армия, превосходящая восьмидесятитысячное войско хана не менее чем вдвое. Шах приближался, и Чингис понимал, что не может допустить, чтобы его зажали между Отраром и шахской армией. На вершине холма двенадцать человек чертили карты и делали на них пометки. Под руководством китайского каменщика Ляна рабочие собирали катапульты и складывали глиняные горшки с зажигательной смесью. До известия о приближении армии шаха мастер Лян тоже не сомневался, что город будет взят. Теперь же все зависело от военных успехов, и каменщик лишь разводил руками, если кто-то из его рабочих спрашивал о том, что готовит им будущее.
– По мне, так этот наместник пусть хоть сгниет в своем городе. Мне было бы все равно, если бы там не стояло двадцать тысяч солдат. Они же ударят нам в спину, как только мы отвернемся, – говорил Чингис.
Его брат Хачиун многозначительно кивал, подводя коня ближе.
– Мы не можем запереть ворота снаружи, брат, – ответил Хачиун. – Они спустят людей на веревках и снимут запоры с ворот. Я могу остаться тут, а ты поведешь войско навстречу врагам. Если понадобится подкрепление, пришлешь гонца, и я приду.
Чингис скривил лицо. Тумены Джебе и Джучи ушли за холмы и без вести пропали где-то в долинах. Он не мог оставить лагерь с женщинами и детьми без защиты, как не мог снять осаду с Отрара, где стоял большой гарнизон. Если разведчики не напутали, шести туменам хана противостояло стошестидесятитысячное войско. Никто другой не верил в способности монгольского воинства так сильно, как верил Чингис, но его шпионы и осведомители доносили, что это лишь одна из армий шаха. Чингис должен был не только разгромить ее, но и понести минимальные потери, иначе столкновение с новой армией стало бы для него последним. Впервые с тех пор, как он отправился на запад, Чингис задумался, не совершил ли ошибки. Неудивительно, что правитель Отрара, имея за спиной такую могучую силу, повел себя настолько высокомерно.