Кости холмов
Шрифт:
– Ты послал людей на поиски Джучи и Джебе? – неожиданно спросил хан.
Хачиун ответил кивком, хотя Чингис в то утро уже дважды задавал этот вопрос.
– Пока никаких вестей. Я разослал разведчиков на сто миль вокруг. Кто-нибудь приведет их.
– Я знал, что Джучи не будет рядом, когда он понадобится, но Джебе! – крикнул Чингис. – Ветераны Арслана сейчас нужны мне, как никогда! Выступать против такого войска – все равно что швырять гальку в реку. Да еще слоны! Кто знает, как остановить этих зверей?
– Забери тумены из лагеря, – предложил Хачиун.
Чингис выпучил на брата глаза, но тот только пожал плечами.
– Если проиграем битву, два тумена не защитят лагерь. Шах обрушит на него все свои силы. Ставки слишком высоки. На кону наша жизнь.
Чингис не ответил, наблюдая за тем, как рабочие поднимают плечи катапульты. Имей он в распоряжении один месяц, самое большее два, то проложил бы дорогу в город, но шах не собирался давать отсрочки. Взвешивая шансы, Чингис рассуждал. Вправе ли хан ставить на кон жизнь собственного народа? Риск быть раздавленным между молотом и наковальней был слишком велик.
Чингис молча покачал головой. Хан имел право поступать как вздумается с жизнью тех, кто пошел за ним. Если он проиграет, то лучше смерть, чем ходить за стадами овец на родных просторах. Он все еще помнил, что значит жизнь в страхе перед каждой тенью на горизонте.
– Когда мы стояли у стен Яньцзина, брат, я послал тебя обескровливать войско цзиньцев. Нам известно, куда направляется шах, и я не собираюсь сидеть сложа руки и дожидаться, пока он нанесет удар первым. Я хочу, чтобы его армию били вплоть до самого Отрара.
Хачиун поднял голову, заметив, что в глазах брата снова заблестел огонек. Взяв из рук слуги карту, Хачиун развернул ее уже на земле. А в следующий миг и Чингис вместе с братом склонился над картой в поисках подходящего места для битвы.
– При таком количестве людей и животных шаху придется разделить свое войско здесь и здесь или вести его через этот широкий перевал одной колонной, – сказал Хачиун.
Местность вокруг Отрара представляла собой всхолмленную равнину, занятую полями крестьян, но чтобы добраться до нее, шах должен был перейти горы, в которых его армия растянулась бы в длинную колонну.
– Когда они доберутся до перевалов? – спросил Чингис.
– Через два дня, не раньше, если будут двигаться медленно, – ответил Хачиун. – Потом они выйдут на равнину, и тогда уже ничто не сможет их остановить.
– Ты не сможешь контролировать сразу три перевала. Кто пойдет с тобой?
– Субудай и Джелме, – без колебаний ответил Хачиун.
Хан взглянул на младшего брата и понял, что в нем разгорается пламя надежды.
– Приказываю тебе, Хачиун, только понемногу обескровливать их, но не биться насмерть. Ударить и отступить, потом снова ударить, только не позволяй им заманить себя в ловушку.
Хачиун кивнул, не отрываясь от карты, но Чингис похлопал его по плечу.
– Повтори-ка приказ, братец, – кротко сказал он.
Хачиун ухмыльнулся, но сделал то, что велел Чингис.
– Боишься, что тебе не достанется? – спросил Хачиун.
Чингис не ответил, и Хачиун отвел взгляд и покраснел.
Хан встал с земли, следом за ним поднялся и Хачиун. По инерции он низко склонил голову, и Чингис ответил ему кивком. С годами он уяснил, что почитание обходится ценой теплых человеческих отношений, даже с родными братьями.
Они смотрели на него в ожидании решения всех военных задач, и хотя это превращало его в недосягаемую величину, с годами его величие перестало быть маской, став неотъемлемой частью его личности.
– Пошли за Субудаем и Джелме, – велел Чингис. – Если задержишь шаха достаточно долго, Джучи и Джебе помогут тебе. Даю их в твое распоряжение. С тобой половина моего войска, брат. Буду ждать тебя здесь.
Чингис подумал, что они с Хачиуном давно выросли из юных налетчиков. Десять полководцев будут воевать с шахской армией, и он не знал, все ли вернутся живыми с этой войны.
Чахэ покинула юрту, чтобы выяснить, почему снаружи внезапно поднялся шум. Солнце палило нещадно, и слуги-китайцы заслоняли принцессу от прямых лучей. Прикусив губу, она огляделась по сторонам: повсюду воины в полном боевом снаряжении и с запасом провизии покидали свои жилища.
Чахэ достаточно прожила среди монголов, чтобы понять, что они собираются не в простой разведывательный рейд по окрестным местам. Все мужчины, кроме воинов Хасара и его помощника Самуки, стояли у стен Отрара, и принцесса с досады кусала губы. Хо Са, разумеется, был возле своего командира, но Яо Шу тоже должен был знать, что происходит. Кратким и резким распоряжением она привела в движение слуг, отправившись на поиски буддистского монаха. Охваченный суетой лагерь гудел громче с каждой минутой, отовсюду слышались надрывные женские крики и плач. Процессия проследовала мимо женщины, рыдавшей на плече своего молодого мужа. Взглянув на нее, Чахэ нахмурила брови, ее подозрения усилились.
Принцесса заметила монаха, лишь проходя возле юрты Бортэ и Оэлун. Чахэ ненадолго застыла в неуверенности, но ситуация разрешилась сама собой, когда из юрты вышла Бортэ, покрасневшая и сердитая. Ханские жены заметили друг друга сразу и, обменявшись неловкими взглядами, остановились. Обе едва ли были способны скрыть раздражение.
– У вас есть новости? – спросила Чахэ первой, нарочито отдавая дань уважения старшей женщине.
Пустячный жест вежливости немного разрядил обстановку, напряженные плечи Бортэ чуть ослабли, и она ответила легким поклоном головы. Когда Бортэ заговорила, Чахэ поняла, что та очень устала.
– Чингис забирает тумены, – ответила Бортэ. – Хасар и Самука получили приказ выдвигаться в полдень.
Одна из служанок Чахэ вскрикнула от ужаса, но принцесса тут же отвесила ей пощечину. Чахэ снова повернулась к Бортэ, но та уже обратила взор к войску, что собиралось на противоположной стороне лагеря.
– А если на нас нападут? – спросила Чахэ.
Бортэ закрыла глаза и покачала головой.
– Сколько раз мне уже задавали этот вопрос с тех пор, как пришел приказ, – ответила она.